— Ох, мой Эльминстер, — яростно прошипела она, когда слезы прекратились. — Мне было так одиноко!
— Без тебя, — прошептал он, касаясь кроны ее серебристых волос губами, — мне тоже.
В ответ на это раздались новые всхлипы, но Симбул скоро подавила их; находясь в здравом уме, Алассра Среброрукая прекрасно понимала, как дорого каждое мгновение.
— Какой... какой сейчас год и месяц?
— Пятое миркула, год Нестареющего, — мягко ответил Эльминстер, догадываясь, каким будет ее следующий вопрос еще до того, как Алассра его озвучила.
— Что произошло, пока я... блуждала?
Эл принялся отвечать, левой рукой обнимая ее, а правой шаря по сумкам. Из одной он добыл помятую гроздь винограда, из другой — раскрошенный кусок эрельдского сыра, а из третьей — останки полностью раздавленных кексов с изюмом.
— Аххх, как мне этого не хватало, — сказала она, смакуя каждый кусочек. Затем на лице Симбул проступило отвращение, когда она увидела помет и маленькие косточки, разбросанные по всему камню.
— Чем, — пробормотала она, — я все это время питалась?
— Как всегда, — успокаивающим тоном ответил Эл. — Не думай об этом, госпожа моя. Мы делаем то, что должны.
Она содрогнулась, но кивнула. Глубоко вздохнув, Алассра прильнула к нему, крепко обняв.
— Я так скучала, Эл. Не оставляй меня больше.
— Я тоже скучал. Ты не оставляй меня, госпожа моя.
Убийца сотен Красных Магов слабо улыбнулась сквозь блестевшие на щеках слезы.
— Я больше не даю обещаний, которые не могу сдержать, — прошептала Алассра. Ее пальцы вцепились в Эльминстера, в его изодранную одежду.
Эльминстер хмыкнул и потянул ее с вершины камня к небольшой манящей расщелине, покрытой мхом и вполне уютной. Ему почти удалось забыть о грусти.
***
Когда ночь опустилась на Халлакский лес, Шторм вернулась к деревьям, чтобы в очередной раз обойти кругом руины Тетгарда. Еще один обход, чтобы парочку на мху никто не потревожил. Бдительной тенью, скользя между пнями, Шторм позволила своему лицу скривиться в гримасе.
Из всех ее сестер любить Алассру всегда было сложнее всего, хоть Шторм и старалась изо всех сил поддерживать доверие и близость между ними. Но для Эльминстера Шторм будет всего лишь другом, пока его возлюбленная королева-ведьма жива.
Она хотела большего, но ни Эл, ни Аласстра не узнают этого от нее. Никогда.
Шторм обладала определенной властью над их парой. Симбул сошла с ума из-за Чумы; магия раздирала ее рассудок и только магия же могла на время его вернуть.
Магия, которую Алассра принимала лишь от Эльминстера. Магия, которую Эльминстер мог отдать ей, лишь позволив огню внутри Алассры съесть замороженное пламя чар на предметах, что он приносил ей — ведь Чума коснулась и его самого. Заклинания мгновенно повергали его в пучину безумия.
До тех пор, пока один человек — всего один во всем Фаэруне, насколько Шторм знала — не исцелял его. Единственное волшебство, которое Чума оставила Шторм. Шторм Среброрукая больше не была бардом Долины Теней. Теперь она была лекарем Эльминстера, хотя они тщательно позаботились о том, чтобы остальные Королевства об этом не узнали. Прикоснувшись к нему, усилием воли она могла исцелить разум старого мага, вливая в него свое здоровье с помощью бледной тени оставшегося у Шторм Искусства, и вернуть ему рассудок почти полностью. Ей раз за разом приходилось это делать.
И выходило, что королеве-ведьме нужна магия, чтобы на какое-то время прийти в себя, магия, которую давал ей лишь Эльминстер; а Эльминстеру нужна была Шторм, чтобы творить хоть какую-то магию вообще.
Один лишь вид Шторм повергал Алассру в ярость, когда она была безумна, а Эл, будь он проклят, видел в Шторм друга, спутницу и сестру по оружию. |