– «Другие Верховные Чародеи пусть живут как хотят», – с издевкой процитировал он слова Эла. Он холодно усмехнулся: – Как принц Аталантара, ты обладаешь большой ценностью. Если что-нибудь случится с Белором – а сейчас как раз и назревает такая необходимость, чтобы с ним что-нибудь случилось, – было бы весьма удобно иметь под рукой спрятанного где-нибудь отпрыска королевских кровей, чтобы воспользоваться... гм, то есть для гарантии. – (Вилы подплыли чуть ближе.) – Конечно, слепота не помешает тебе, когда я превращу тебя в... ну, скажем, в черепаху или слизняка. А еще лучше в личинку мухи! Тогда ты сможешь питаться на трупах своих друзей-разбойников, когда мы убьем их. Ну а если нам не удастся добраться до них, что ж, придется остаться голодным...

Язвительный голос колдуна оборвался равнодушным смешком. Эльминстер почувствовал, что его тело покрылось холодным липким потом, когда страх подступил к самому горлу. Он повис в воздухе, внутренне дрожа от беспомощности, и закрыл глаза.

И в тот же миг Эл почувствовал, как неведомая сила заставляет глаза широко открыться, а сами глазные яблоки поворачивались до тех пор, пока не стали смотреть в упор на колдуна. При этом он обнаружил, что больше не может говорить и вообще издавать хоть какие звуки.

– Это чтобы ты не кричал, – упиваясь своей властью, пояснил колдун. – Мы же не хотим перебудить весь народ на постоялом дворе, но я хочу видеть твое лицо, когда в него вонзятся вилы.

Эльминстеру ничего не оставалось делать как только с ужасом смотреть на острие приближающихся вил...

Позади чародея бесшумно открылась боковая дверь, и крепкий человек с вьющимися усами бесшумно проскользнул в конюшню, держа в руках поднятый топор, который немедля с силой обрушил на колдуна. Глухой удар, и срубленная ненавистная голова покатилась в сторону. Потекла кровь. И Эльминстер, и вилы тут же упали на пол.

В то же мгновение юноша вскочил на ноги, сжимая в руке Меч Льва...

– Назад, мой принц! – взревел человек, выбрасывая вперед могучую руку, чтобы отстранить его. – У него могут быть заклинания на случай смерти.

Человек, отступив на шаг назад, не сводил пристального взгляда с зарубленного тела, держа наготове у плеча окровавленный топор. Эльминстер тоже присмотрелся: голубоватое сияние медленно угасло повсюду, кроме медальона, – и вышел из стойла.

– Этот медальон обладает магической силой, – тихо сказал он, – но больше ничего особенного я не вижу. Благодарю.

Человек поклонился:

– Почту за честь, если ты тот, кем назвал тебя этот чародей.

– Да, он правильно меня назвал, – ответил Эльминстер. – Я – Эльминстер, сын уже умершего Элтрина. Хелм Стоунблейд сказал, что тебе можно доверять... если ты тот, кого зовут Броарн.

Человек снова поклонился:

– Да, так меня называют люди. Добро пожаловать на мой постоялый двор, хотя должен предупредить тебя, господин, шестеро наемников ночуют сегодня под этой крышей и по крайней мере один странствующий купец, который обо всем, что видит, докладывает чародейским прихвостням.

– Эта конюшня – для меня уже дворец, – с улыбкой ответил Эльминстер. – Я бежал от чародеев и наемников и, чтобы добраться сюда, прошел почти через все Отрожье... и у меня все чаще и чаще возникает вопрос, а есть ли в мире место, где их нет.

– В мире нет места, где можно спрятаться от сильной магии, – рассудительно ответил Броарн. – Вот почему эти земли сегодня принадлежат людям, а не эльфам.

– Я всегда думал, что эльфийская магия превосходит человеческую, – удивленно воскликнул Эльминстер.

– Да, если бы эльфийские маги объединили свои силы, но эльфам война с чародеями не по вкусу, и они много времени проводят враждуя друг с другом.