Белое как снег лицо, золотистые вьющиеся волосы, – с первого же взгляда крестьянин понял бы, что перед ним высокородная госпожа. Она протянула руку, чтобы взять жезлы, когда они доплыли до нее, и ее темно-зеленый плащ обвился вокруг нее, словно тронутый невидимыми руками. Вытканные серебряные линии на плечах плаща складывались в магический узор из переплетающихся кругов.

Волшебница посмотрела вслед уходящим в лес разбойникам и помахала им рукой. Ее тело поблекло, заструилось и стало всего лишь одной из изменчивых теней здесь среди по-зимнему обнаженных деревьев. Только огромные темные с поволокой глаза оставались видимыми.

Только один раз моргнули эти глаза: когда Эльминстер обнял Хелма, чтобы попрощаться с ним, в одиночку направляясь на юг.

– У тебя сильная душа, принц Аталантара, – тихо произнесла та, чьи глаза наблюдали за Элом. – Живи, и посмотрим, что из тебя получится.

Часть II

Вор

Глава Четвертая

Они Выходят в Ночи

Воры? О, какое безобразное слово... думай о них как о королях – в воспитании. Кажется, ты расстроился и даже что-то хочешь возразить. Ну тогда смотри на них как на самую честную разновидность купцов.

Этот день ничем не отличался от других в бесконечной веренице таких же жарких и влажных дней в начале лета Года Черного Пламени. На закате жаркого дня жители Хастарла любили полежать более-менее раздетыми на плоских крышах своих домов и на балконах, надеясь, что легкий ветерок успокаивающе обдует их разгоряченные жарой тела.

Это обстоятельство было одинаково хорошо и для предвкушаемого удовольствия и особенно для одного дела.

– О! – тихонько сказал Фарл, выглядывая на улицу из узкого, как щель, окна. – Показ голых тел начался, и все идет как надо.

– Когда налюбуешься, – сухо оборвал его стоявший позади стройный большеносый парень, – тогда, сделай милость, подержи веревку, пока я спускаюсь.

– Вряд ли я налюбуюсь до рассвета, – последовал ответ.

– Ах вот как, тогда держи веревку сейчас, а полюбуешься потом. – Эльминстер взглянул поверх головы своего напарника-вора и прищурился с видом знатока: – А, да, пожалуй, правда, заря занимается... хотя как он что-то разглядит, когда ему весь вид загораживает его же собственное брюхо. Фарл захихикал:

– Да ты только подумай, чего ему стоило нажить такое. – Он поморщился, живо представляя себе весь процесс и добавил: – Эл, но тебе-то полагается смотреть не на мужиков, а на девчонок!

– Уж я как-нибудь сам разберусь, на кого, когда и где мне смотреть, – безмятежно ответил Эльминстер. Наконец на луну наплыла долгожданная гряда облаков, и, не проронив больше ни слова, Эльминстер сунул руку в веревочную петлю и выскользнул в узкое окно.

Фарл следил за гладкой кожаной веревкой, надежно скользившей по подоконнику, затем с неожиданной силой приостановил ее разматывание до самого медленного, пока резкий рывок не возвестил ему, что пора остановиться. Заклинив кинжалом колесо с веревкой, он выглянул в окно.

Прямо под ним, под выступающим верхним этажом башни, напротив окна комнаты внизу в воздухе спокойно висел Эльминстер. В одной руке он держал завернутый в бумагу кусок липкого медового пирога. Вот этим-то пирогом Эл и прилепился к стене башни, удерживая себя так, чтобы его не заметили обитатели комнаты. Казалось, он целую вечность разглядывал комнату, прежде чем, даже не взглянув вверх, поднял руку.

На отдельных веревках Фарл спустил две палки.

Эльминстер поймал их в поднявшемся ночном ветерке: две длинные деревянные палки с удобными, как у костылей, захватами на одном конце и липкими шариками жутко дорогого стиржевого клея – на другом.