.. приятно. Но никому нельзя давать ее слишком много в одни руки.
– А сколько это «слишком много»?
– Для меня, госпожа, сколько угодно. Я ненавижу магию. Чародей убил моих родителей – из собственной прихоти или так, поразвлечься после обеда. Чтобы разрушить целую деревню, ему потребовалось меньше времени, чем понадобится мне, чтобы рассказать тебе, как это случилось. Никто не должен обладать могуществом настолько, чтобы сотворить подобное.
– Значит, магия – зло?
– Да, – резко ответил Эльминстер, но, взглянув на красавицу, добавил: – А может, и нет, но эта сила уродует людей и заставляет их служить злу.
– Ах вот как, – ответила она. – А меч – это зло?
– Нет, госпожа, но он опасен. Не всякому следует доверять его.
– Да? А кто же тогда остановит тиранов – Верховных Чародеев, к примеру?
Эльминстер сердито нахмурился:
– Я не понимаю твоих умных слов, госпожа. Ты хочешь обмануть меня?
– Нет, – последовал кроткий ответ. – Я хочу заставить тебя думать, прежде чем бросаться своими умными словами и скорыми самоуверенными суждениями. Поэтому спрашиваю тебя снова: меч – это зло?
– Нет, – ответил Эльминстер, – ибо меч не может думать.
Волшебница кивнула:
– А плуг – зло?
– Нет, – ответил Эльминстер, удивленно вскинув брови. – Что ты хочешь этим сказать?
– Если клинок не зло, но может быть использован во зло, так чем же отличается от него этот скипетр?
Нахмурившись, Эльминстер чуть качнул головой, но ничего не сказал.
Золотые глаза пристально смотрели на него.
– А что если я предложу этот скипетр какому-нибудь магу, не Верховному Чародею, а какому-нибудь совсем невинному ученику где-нибудь в других краях? Что ты на это скажешь?
Эльминстер почувствовал, как в нем закипает злость. Неужели любой, кто обладает магической силой, прячется за умными словами? Почему с ним все забавляются, словно он ребенок или зверушка, которую можно убить или превратить во что-нибудь всего лишь случайной мыслью?
– Могу сказать только одно: я против этого, госпожа. Никто не должен использовать этот скипетр или что подобное, прежде чем не узнает, как пользоваться им, а узнав достаточно хорошо, не осознает, какие перемены его действия принесут миру.
– Так молод и так рассудителен. Большинство юношей и большинство магов настолько переполнены гордыней и собственными капризами, что позволяют себе все, что угодно.
Эти слова немного успокоили Эльминстера. Во всяком случае, она выслушала его и вроде не собирается прогонять. Кто она такая? Неужели Мистра обязывает чародеев охранять ее храмы?
Эл снова покачал головой:
– Я всего лишь вор, госпожа, в городе, где правят жестокие чародеи. Гордыня и каприз – эту роскошь могут позволить себе только богатые глупцы. Если я захочу позволить себе такое удовольствие, то его придется удовлетворять ночью, где-нибудь в спальнях или на крышах. – Он безрадостно улыбнулся. – Днем воры – а на самом-то деле крестьяне, бродяги, владельцы маленьких магазинчиков или лоточники, – по моему скромному разумению, должны хорошенько следить за собой, иначе очень скоро погибнут.
– А что бы ты сделал, – с любопытством спросила волшебница, при этом глаза ее вспыхнули ярким светом, – если бы у тебя была магическая сила и ты стал бы чародеем таким же сильным, как те, что правят здесь?
– Я бы выдворил из Аталантара всех чародеев, чтобы народ снова стал свободным, затем кое-что исправил, а потом навсегда отрекся бы от магии. |