|
Хотя он и не говорит этого прямо, но совершенно очевидно, что его сестра жила в Пале и Элоиза нашла приют под крышей отчего дома Абеляра — сейчас там на небольшом холме кое-где возвышаются остатки стен и стоит крохотная часовня, вероятно, на том самом месте, где находилась домовая часовня сеньора Пале во времена Абеляра. Из нее исследователи извлекли несколько надгробий, украшенных особыми крестами в виде буквы Т, увенчанной петлей (что является символом жизни), а на вершине холма был обнаружен врытый в землю каменный крест. Можно себе представить то волнение, которое испытывал Абеляр, возвращавшийся в родные края, то воистину невыразимое счастье, что испытали вновь соединившиеся после разлуки влюбленные, а также радость Абеляра при виде Пьера-Астролябия, своего сына (хотя он об этом не говорит ни слова). Вероятно, на протяжении всего путешествия из Парижа в Бретань, когда его пере-подняли радость и надежды, он представлял себе картины радостной встречи.
Но Абеляр не предвидел главного: как отнесется к его намерениям Элоиза, какова будет ее реакция, когда он посвятит ее в свой план. Именно в это время и начинает проявляться личность Элоизы. До сего момента все обсуждалось и решалось между мужчинами, помимо нее, без ее участия, хотя, конечно, же каждый из них, и ее дядя, и ее возлюбленный, имели в виду ее интересы. Каждый из них был уверен в ее согласии, и прежде всего Абеляр. Разве не знал он ее лучше, чем кто-либо другой? Разве до сей поры она не соглашалась на все, чего он ни пожелает, разве не соглашалась она отдаться ему, бежать с ним, скрываться в лоне его семьи? Элоиза раскрывается (и здесь находит свое выражение диалектика человеческой пары, состоящей из мужчины и женщины) как личность, оказываясь одной из тех реалий бытия, изучение которых «не входило в программу» магистра-диалектика. Она уже не прежняя нежная и ласковая девушка, она уже не смиренная овечка, отданная на съедение голодному волку, уже не прежняя очарованная ученица, простирающаяся ниц перед учителем, соизволившим обратить на нее свой взор, нет, она теперь другая, ибо ее личность окрепла и выросла, и причина тому — история любви; «деяние», при помощи которого Абеляр намеревался утолить свою жажду удовольствий, способствовало созреванию истинной женщины, и теперь уже не он, Абеляр, главенствовал в этой паре, а она, Элоиза. Произошло явление, которое можно назвать «неожиданным ростом» или «взлетом», явление, которое не способна предвидеть логика, но которое иногда происходит, как о том свидетельствует житейский опыт. И вот впервые Элоиза отказывается от того, что ей предлагают. Она… она не желает вступать в брак, вне зависимости от того, тайным или публичным будет обряд. Миновали столетия, но и сейчас в повествовании Абеляра мы явно ощущаем, в какое изумление пришел он при таком ответе на свое предложение, а потому он «предоставляет» слово Элоизе и долго пересказывает ее речи, приводит ее доводы, дает высказаться напрямую, — а это с ним случается очень редко. Сказать по правде, изумление читателя «Истории моих бедствий» было столь же велико, как и изумление самого автора. Конечно, можно удивляться отчасти самодовольству и самомнению Абеляра (граничащему с чванством), с которыми он предлагал брак в качестве «удовлетворения, превосходившего все, на что можно было бы надеяться»; вероятно, повергало в изумление и условие заключения тайного брака, выдвинутое Абеляром якобы для того, чтобы весть о женитьбе не повредила его репутации. Но Элоиза, отвергнувшая саму идею брака, сбивает нас с толку окончательно! И потребуется долгое разбирательство в ее аргументации для того, чтобы в конце концов ее понять. Возражение, которое прозвучало бы совершенно естественно для нас, Элоиза упоминает лишь мимоходом, не останавливаясь на нем подробно и не сосредоточивая внимание; а возражение это она формулирует так: «Неужто вы, клирик и каноник, отдадите предпочтение не сану священнослужителя, а возможности потворствовать своему постыдному сластолюбию?» Если бы мы не располагали письмами и текстами, содержащими сведения о нравах той эпохи, то могли бы прийти к выводу, что Абеляр, будучи клириком и каноником, соответственно являясь лицом духовного звания, просто не вправе был помышлять о браке, так как законами Церкви священнослужителю запрещалось вступать в брак. |
