|
Но вокруг все-таки была жизнь, была молодежь. И однажды он не выдержал, сбрил успевшую отрасти до бородки щетину, достал из чемодана выходные джинсы, свитер. – Ты куда собрался? – тревожно нахмурился отец. – Пойду тут… погуляю. – Гм… Артем втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас раздастся: «Нет, никаких гуляний! Пьянь там одна». Но мать перебила это отцово «гм»: – Только осторожней. И не до ночи. Артем кивнул, ухукнул. Вышел в сенки, через них – во двор. У калитки приостановился, нащупал деньги в кармане, стараясь вспомнить, сколько там. Рублей сто пятьдесят. По крайней мере, на билет хватит. Постоять, послушать музыку, на людей посмотреть… Высокое и просторное крыльцо клуба было заполнено парнями. Курили, шуршали пластиковыми стаканчиками, целлофановыми мешочками с закуской, рассказывали что-то друг другу, а рассказав, гоготали, заражая гоготом остальных. Но увидели подходящего Артема – замолчали. Как-то остолбенело смотрели на него. Артем вспомнил фильмы про ковбоев – там так же столбенели, когда в салуне появлялся чужак… И он подходил, готовый вот-вот получить пулю-удар. – Здоро-ово, – протянул один из парней, плотный, мощный, то ли с рябым, то ли с угреватым лицом. – Добрый вечер. – Артем коротко улыбнулся. – Дискотека сегодня? – Но, – кивок, – танцы. Еще один, маленький, щуплый, хотя наверняка заводила, вдруг оправдывающимся тоном объяснил: – Дядь Вася в запое опять, кино не кажут. Вот и танцы. – М-да, – посочувствовал Артем и поднялся на две ступеньки; тут же ему протянули пачку «Примы» с выбитым наружу концом сигареты: – Будешь? Он вынул, поблагодарил, прикурил от подставленной зажигалки… Вообще-то не курил, иногда лишь, выпив, но сейчас, чтобы расположить парней к себе, закурить, понял, нужно. – Слушай, тебя Артем ведь звать? – спросил плотный. – Да… Я вон там, у бабы Тани живу… – Да мы знаем… Это самое, у тебя, случаем, тридцатника нет? Выпить охота, а кончилось. Артем ждал этого вопроса и обрадовался ему. Знакомство двигалось удачно. Он достал из кармана одну бумажку – оказалось, полтинник. Парни оживились; плотный передал деньги Артема высокому, в камуфляжной шапочке: – Балтон, сгоняй. Потом стали представляться. Плотный оказался Глебычем, щуплый Нямой, еще один, узкоглазый, Цоем. – Вела… Редис… Вица… – продолжали сыпаться клички; Артему стало неловко отвечать на них просто именем. Вспомнилось, что брат и приятели в городе звали его обычно Тяма. И Артем перешел на кличку. – Во, Ням, – хмыкнул Глебыч, – почти тезка твой. Парни с готовностью заржали… Принесенный спирт на вкус был такой же, какой пил Артем в первый день здесь, – отдавало чем-то химическим и жженой резиной. Он сделал глоток и передал стаканчик Няме. Тот проглотил остальное. Причмокнул, будто это была конфета. Морозило. Парни, в легких свитерах и ветровках, не мерзли, казалось, готовы были стоять так, на крыльце, перешучиваясь и поталкиваясь, всю ночь. За дверью слышалась музыка, красивая и нежная, под которую так хорошо обнять девушку, затоптаться с ней на свободном пятачке, приблизить лицо к ее волосам… И Артем не выдержал: – Ребята, может, внутрь войдем? Глебыч поморщился: – А че там делать? Бабье одно. – Ну, потанцевать… – А-а, – догадался Цой, – тебе телку надо. |
