Она снова содрогнулась. Тедди подумал, что ей холодно, и, так как под рукой не оказалось ничего, что можно было бы накинуть ей на плечи, обнял их — довольно осторожно, поскольку не желал оскорбить гордость и достоинство Марри. Эмили не зябла, но ощущала какой-то холодок, закравшийся в ее душу, которой словно коснулось крылом нечто неведомое и таинственное, что было в этой странной истории с призывом, услышанным на расстоянии мили. Она невольно чуть крепче прижалась к Тедди, чувствуя за его сдержанностью и робостью мальчишескую нежность. Внезапно она поняла, что Тедди нравится ей больше любого другого человека на свете — даже больше, чем тетя Лора или Илзи, или Дин. И рука Тедди тоже обняла ее чуть крепче.

— Во всяком случае, я рад, что попал сюда вовремя, — сказал он. — А иначе этот сумасшедший старик напугал бы тебя до смерти.

Несколько минут они сидели в молчании. Все происходившее казалось чудесным и прекрасным... и немного нереальным. Эмили подумала, что она, должно быть, во сне или в одной из своих собственных сказок. Гроза прошла, снова ярко сияла луна. Холодный свежий воздух был полон чарующих звуков. Отрывистый стук капель, падающих с дрожащих ветвей кленов... капризный голос Женщины-ветра возле белой церкви... далекий, манящий зов моря... и еще более утонченные и редкостные, приглушенные, далекие голоса ночи — все это Эмили воспринимала скорее духовным, чем физическим слухом, и ей казалось, что она никогда не слышала ничего подобного прежде. Вдали в свете луны лежали поля и рощи, вились дороги, ласково манящие в неизведанную даль и словно погруженные в размышления о сказочных тайнах. По всему кладбищу, над могилами ухоженными и могилами забытыми, кивали и качались серебристо-белые маргаритки. На старой сосне безудержно расхохоталась над чем-то сова. С этим магическим звуком к Эмили, как могучий порыв ветра, пришла ее загадочная вспышка. У нее было такое чувство, словно они с Тедди совсем одни в чудесном новом мире, созданном ими самими из юности, тайны и восторга. Они сами казались частью холодного, чуть уловимого аромата ночи, смеха совы, маргариток, покачивающихся среди теней.

А Тедди в этот момент думал о том, как прелестно в этом бледном лунном свете выглядит Эмили, с ее таинственными глазами, обрамленными пушистыми ресницами, и с влажными темными завитками волос, прилипшими к ее молочно-белой шейке. Он обнял ее еще немного крепче... но гордость и достоинство Марри ничуть не возражали.

— Эмили, — прошептал Тедди, — ты самая милая девушка на свете.

Миллионы юношей говорили это миллионам девушек, так что слова должны были бы окончательно обветшать. Но, когда вы слышите их впервые, в волшебный час юности, они так же новы, и свежи, и чудесны, словно только что донеслись из райских кущ. Сударыня, кем бы вы ни были и сколько бы десятков лет ни прожили на свете, признайте честно, что тот момент, когда вы в первый раз услышали эти слова от какого-нибудь робкого влюбленного, был великим моментом вашей жизни. Эмили затрепетала от макушки до кончиков пальцев в ее туфельках. Ощущение прежде неведомого и почти пугающего восторга пронзило ее — ощущение, которое было для ее чувств тем же, чем вспышка для ее духа. Вполне вероятно и не так уж предосудительно, что за этим последовал бы поцелуй. Эмили знала, что Тедди собирается поцеловать ее. Об этом знал и Тедди. И скорее всего он не получил бы пощечины, какая досталась Джеффу Норту.

Но Тедди было не суждено поцеловать Эмили в ту ночь. Тень, проскользнувшая в ворота и пролетевшая по мокрой траве, остановилась позади них и коснулась плеча Тедди как раз тогда, когда он наклонил свою блестящую черную голову... Он взглянул вверх и вздрогнул. Эмили тоже подняла взгляд. Возле могильного камня стояла миссис Кент с непокрытой головой; ее пересеченное шрамом лицо, отчетливо различимое в лунном свете, было обращено к ним с трагическим выражением.