Эмили и Тедди встали так резко, что, казалось, обоих рывком подняли на ноги. Сказочный мир Эмили исчез, словно лопнувший мыльный пузырь. Она оказалась в совершенно ином мире — нелепом, абсурдном. Да, нелепом. Все вдруг стало нелепым. Что могло быть нелепее? Мать Тедди застала их двоих в два часа ночи... ох, что это за ужасное слово, которое она, Эмили, совсем недавно услышала впервые?... ах да, нежничать... именно так... застала их нежничающими на надгробии скончавшегося восемьдесят лет назад Джорджа Хортона! Именно так посмотрят на это другие люди. Как может что-то быть таким прекрасным в один момент и таким нелепым в следующий? С головы до ног она была одним ужасным ощущением жгучего стыда. А Тедди... она знала, что Тедди чувствует себя идиотом.

Но миссис Кент все происходившее представлялось никак не абсурдным, но зловещим. В глазах безмерно ревнивой матери Тедди этот эпизод имел самое ужасное значение. Она взглянула на Эмили запавшими, страдальческими глазами.

— Пытаешься, значит, украсть у меня сына, — сказала она. — Он единственное, что у меня есть, а ты пытаешься украсть его.

— Мама, ради всего святого, не говори глупостей!— пробормотал Тедди.

— Он... он требует, чтобы я не говорила глупостей, — трагически воскликнула миссис Кент, обращаясь к луне. — Глупостей!

— Да, глупостей, — гневно повторил Тедди. — Ни к чему поднимать такой шум из-за пустяков. Эмили случайно оказалась запертой в церкви, и там же был безумный мистер Моррисон. Он напугал ее почти до смерти. Я пришел, чтобы ее выпустить, и мы посидели здесь несколько минут, чтобы она оправилась от испуга и смогла пойти домой. Вот и все.

— Как ты узнал, что она здесь? — спросила миссис Кент.

Действительно, как? Трудно было ответить на этот вопрос. Правдивый ответ прозвучал бы как глупая, пустая выдумка. Тем не менее Тедди сказал правду.

— Она звала меня, — отрывисто произнес он.

— А ты услышал ее... находясь за милю отсюда. И ты ожидаешь, что я поверю в это? — воскликнула миссис Кент с громким смехом.

К этому времени Эмили уже вернула себе самообладание. Никогда в жизни Эмили Берд Старр не приходила в замешательство надолго. Она гордо выпрямилась и в тусклом свете луны — несмотря на черты лица, унаследованные исключительно от Старров — выглядела так, как, должно быть, выглядела лет за тридцать до этого Элизабет Марри.

— Верите вы в это или нет, миссис Кент, это правда, — сказала она высокомерно. — Я не пытаюсь украсть у вас вашего сына... мне он не нужен... он может идти с вами.

— Сначала, Эмили, я провожу тебя домой, — возразил Тедди. Он скрестил руки на груди, вскинул голову и попытался принять такой же величественный, как у Эмили, вид. Он чувствовал, что совершенно не преуспел в этой попытке, но даже она произвела впечатление на миссис Кент. Она заплакала.

— Иди... иди, — сказала она. — Иди с ней... можешь бросить меня.

Тут уж Эмили рассердилась окончательно. Если эта неразумная женщина упорно хочет устроить сцену — отлично, она ее получит.

— Я не позволю вашему сыну проводить меня домой, — сказала она ледяным тоном. — Тедди, иди со своей матерью.

— О, ты приказываешь ему, вот как? Он должен поступать так, как ты велишь? — простонала миссис Кент. Она, казалось, уже совсем не владела собой. Ее худенькое тело сотрясалось от неистовых рыданий. Она заломила руки.

— Пусть он сам выбирает!— воскликнула она со страстью. — Он пойдет с тобой... или со мной. Тедди, выбирай сам. Ты не должен действовать по ее приказу. Выбирай!

Она подняла руку и мелодраматическим жестом указала на бедного Тедди.

Тедди чувствовал себя таким же несчастным и полным бессильного гнева, каким чувствует себя любой мужчина, когда две женщины ссорятся из-за него в его присутствии.