Он сидел на диване, сжавшись и спрятав сомкнутые руки между сдвинутых колен.

— Это очень трогательно, — прошептала она и подошла к нему. — Ты такой милый! Ты самый лучший!

Кирилл поднял глаза, обхватил ее за талию и прижал к себе. Его губы коснулись оголенного живота, спустились маленькими поцелуями до пупка. Кончик языка задел за выпуклую золотую розочку с крохотной бриллиантовой капелькой росы. Марика тихо рассмеялась, так как ей стало щекотно. Она запустила пальцы в волосы Кирилла и стала нежно перебирать их. Он потерся щекой о ее живот, задевая подбородком за низко спущенный ремень с массивной пряжкой в виде покрытых розовой эмалью губ.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Я люблю тебя, — повторила Марика и склонилась к его приоткрытым губам.

Поцелуй был долгим, но их языки не касались, только улыбающиеся губы терлись друг о друга и периодически легко прижимались. Время словно остановилось. Шум улицы за окном, суматошное чириканье воробьев, чей-то смех, завывающая сигнализация не тревожили их. Они слышали лишь дыхание друг друга, чувствовали прикосновение губ и рук, ощущали свежий одинаковый аромат парфюма, исходящий от них. Марика уже сидела на коленях Кирилла. Она теребила кулон на его шее в виде половинки металлического сердечка. Кирилл улыбался, так как ему было немного щекотно от прикосновения ее прохладных пальцев. Он склонился и губами взял точно такой же кулон, висящий на черном шнурке на ее шее. Она откинула голову назад и расхохоталась. Его губы отпустили сердечко и начали скользить по ее шее. Но вот она ощутила, как пальцы оттягивают вырез ее трикотажной кофточки, и схватила его руку.

— Зачем? — прошептала она, заглядывая ему глубоко в глаза.

Она увидела, как в их блестящей синеве разрастается чернота зрачков, и это отчего-то испугало ее. Что-то рождалось в этой черноте, что-то, как ей казалось, несущее угрозу их любви. Марика вскочила и отошла к стене. Прислонившись спиной и спрятав руки за поясницу, она смотрела на опущенное Кирилла.

— Я хотел погладить, — тихо сказал он. — У тебя такая нежная кожа. Мне так нравится чувствовать ее тепло. К тому же, — громко добавил он и улыбнулся, — ты задолжала мне стриптиз! Ты же сама рассказала об этой игре со снэпами! И зачем?

— И правда, зачем я тебе это рассказала? — рассмеялась Марика и шагнула к нему.

Но в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возник ухмыляющийся худой мужчина весьма потасканного вида. Он сощурил водянистые навыкате глаза, словно солнечный свет мешал ему. Его обрюзгшее лицо цвета пыльного асфальта скривилось, мокрые синеватые губы расползлись в подобии улыбки, глаза задержались на Марике.

— А и ты тут! — хрипло рассмеялся он, окидывая ее стройную фигуру ощупывающим взглядом.

— Здравствуйте, Николай Игнатьевич, — вежливо проговорила Марика.

— Приветик, куколка, — осклабился он и облизал нижнюю отвисшую губу. — А сыночек-то у меня не промах, такую девочку заваливает, весь в меня!

Кирилл вскочил, ринулся к окну и дернул шнур.

Черные плотные портьеры, испещренные рисунками розовых черепов, упали и полностью закрыли окно. В комнате стало темно, только солнце, бьющее по ту сторону портьер, просвечивало тонкую ткань рисунков. И на черном фоне светились розово-золотистые контуры черепов. Это выглядело жутковато. Кирилл схватил пульт и нажал кнопку. Музыкальный центр, стоящий в углу на низком столике, мгновенно включился.

«Поскрип петлей в доме из костей и мутных глаз твоих покойниц, трахнувших моих друзей. Свернулось вино, уже допело кабаре, и ты осталась в темноте в венчальном платье и фате…» — на максимальной громкости запел солист группы «Jane Air».