|
Повалившись под чахлыми кустами, несколько минут они просто лежали, не шевелясь и тяжело дыша. Потом Лекс сел и занялся Лискиной рукой. Кость и в самом деле не была сломана. Вывих, довольно сложный, но не перелом. Вправлять вывихи Лекс не умел и обратился за помощью к Андерсу. — Та-ак… — наемник взялся за руку, ощупал ее. — Терпи, коза… — А-а-ай! — завопила Лиска. — Все, все… — Андерс отпустил вправленную руку. Девушка прижала ее к груди и принялась баюкать, словно младенца. — Ловко, — оценил Лекс. — Да фигня. Если есть ведро, стул и вода, руку можно самому себе вправить. — Это как?! — Берешь стул, садишься. В вывихнутую руку берешь ведро и льешь туда воду… ну, под кран подставляешь, например, или из другого ведра черпаешь здоровой пакшей. Ведро постепенно наполняется, растягивает мышцы и связки, рука вправляется сама по себе. — И что, в самом деле получается?! — недоверчиво спросила Лиска. Боль, судя по всему, уже спала, остался лишь отек. — Я себе пару раз так вправлял. Но это ерунда в сравнении с тем, когда сам себе пассатижами зуб удаляешь. — А один русский хирург в Антарктиде сам себе аппендикс удалял, — припомнил Лекс прочитанную в детстве книжку из детдомовской хилой библиотеки. — Под местной анестезией и с помощи зеркала. — Мужик, — с уважением произнес Андерс. — Однако пора нам чапать. Иначе я не удивлюсь, если случится очередная неприятность. Они нас, такое впечатление, просто преследуют… Но неприятностей не случалось. Они выбрались на второстепенную дорогу, на которой был указатель. Сидар-Сити. В той стороне — Юта, а значит, и Солт-Лейк. И войска ООН. Отчаянно хотелось пить, вот что было главной бедой. Маленькие радости обычно не замечаешь, а ведь одна из таких радостей — возможность открыть кран и пить, пить холодную воду… Пусть даже очищенную, отдающую хлоркой, с привкусом ржавчины из труб, которые не менялись со времен Хрущева или даже Сталина. Это уж не говоря о прозрачных пластиковых бутылях из холодильника… покрытых капельками, изморозью… Сухой язык ворочался во рту, словно булыжник. Короткий ночной сон не принес отдыха — в первую очередь из-за жажды. В довершение ко всему у Андерса воспалилась рана на груди. Наемник не подавал виду, но у него явно поднялась температура, он то и дело спотыкался, пошатывался… Даже перестал сквернословить и шутить. Заплывший глаз так и не открылся, что еще более затрудняло передвижение. Выйдя на трассу, они плюнули на безопасность и пошли прямо посередине. Если появятся бандиты — хуже уже не будет. Если военные — будет подарком судьбы… А к концу второго дня Андерс просто упал. Шел, тяжело передвигая ноги, и упал ничком. Лекс бросился к товарищу — тот был жив, но без сознания. Из разбитой губы текла кровь, впитываясь в песок. Рана на груди выглядела отвратительно и жутко пахла. Смертью и разложением. — Что будем делать?! Лиска с трудом опустилась рядом с лежащим Андерсом. — Не помирать же… Попробую привести его в чувство. Воды бы, хоть пару глотков… Андерс отказывался приходить в чувство. Что-то бормотал неразборчиво, дергал руками, но оставался без сознания. Притом он буквально пылал — градусов сорок, не меньше… — Дружище, так не годится! — говорил ему Лекс. — Мы с острова выбрались, помнишь?! В самолете так славно всех покрошили, не погибли при его падении, не замерзли на Сомерсете и Бутии… Нас не сожрало чудовище, не убили бандиты… Осталось совсем немножко, надо идти дальше! Вставай! Но Андерс не вставал. Лекс оставил бесплодные попытки, сел возле наемника по-турецки и уставился вперед. |
