Мы посмотрели на дворик и склон холма, на россыпь фонарей, стоявших в омутах света на снегу.

— Талия, Урания, Мельпомена, — перечислила она, и мы улыбнулись про себя, радуясь, что дворик, расчерченный диагональным крестом, не забыл следы наших ног. Мне нравилось прижимать ее к себе.

— О чем еще ты думаешь? — спросила она.

— Думаю, что, возможно, оставив сыновей в номере, Оли Брит вот так же стоял в оксфордской гостинице и вглядывался в древние шпили средневекового дворика, пытаясь разгадать головоломки, которые загадывает нам время. Когда-то он был влюблен в молодого сапожника из Оксфорда, но так и не набрался смелости ответить на намеки и заигрывания. Он много месяцев подряд ходил в сапожную мастерскую, заказывая одну пару обуви за другой, чувствовал возбуждение, когда ладони сапожника ложились ему на лодыжку или — такое один раз случилось — сжимали пальцы его ступни. Но ничего из этого не вышло — хотя, впрочем, никуда наваждение не девалось. Осталось с ним, без прошлого, без будущего, точно бокал, до краев налитый вином, но не пригубленный. В его глазах это был тягостный долг, на который постоянно нарастают проценты, и в один прекрасный день ты понимаешь, что никогда не сможешь расплатиться, потому что долг поглощает все твои сбережения, и когда ты повернешься лицом к стене, дабы в последние полчаса на планете Земля собрать в кулак все наличные монеты, окажется, что баланс не закрыть и не свести, ибо монеты расточатся задолго до того, как будет развеян твой прах. Не хочу я судьбы старого джентльмена из Перу, который, вернувшись, осознал, что все эти годы жил не своей жизнью.

— Когда он тебе об этом рассказал?

Я посмотрел на нее и, не колеблясь, ответил:

— Когда я гостил у него в доме на третью годовщину нашего выпуска. Было это вечером, после семинара — мы остались в доме одни. Студенты разошлись, жена уехала в город, мы сидели внизу и пили виски. Только что вымыли и вытерли посуду. Он присел рядом со мной на диван, я чувствовал: что-то не дает ему покоя, но не хотел гадать, что именно. «Вы верите в судьбу?» — спросил он. «Мы все еще обсуждаем творчество Уортон?» — ответил я с налетом язвительности, дабы показать, что понимаю: он говорит в попытке развеять повисшее в комнате тягостное молчание и отвлечься от того, о чем, как я понимал, мы оба думаем. А может быть, я просто пытался поставить его на место. «Мы все еще говорим о книгах? Так ведь?» — «Можем и о них, если хотите», -ответил он с обычной своей сердечностью и уклончивостью. И тогда — понятия не имею почему — я потянулся и взял его за руку. Мне хотелось, чтобы все было просто, да и вино подействовало, а потому я сказал: «Мне кажется, вам стоит со мной переспать». — «Неплохая мысль, — ответил он, явно напуганный, но, как всегда, безмятежный, — и когда именно?» — это он добавил в типичной для него шутливой манере. Но я не собирался его отпускать. «Сегодня». Я никогда в жизни не был так уверен в своей правоте и так настойчив. «Вы уверены?» — спросил он. Он снова пытался уйти от темы. Я сумел найти подходящие слова, чтобы придать ему мужества. «Да, сегодня. Я сам все сделаю, обещаю». И поскольку потом повисло мертвое молчание, я до сих пор помню, как повторил: «Обещаю». Он потянулся ко мне и сжал мое лицо в ладонях, притянул ближе. «Пол, об этом я думал с первой нашей встречи». — «Я не знал», — ответил я. Его признание озадачило меня даже сильнее, чем собственные мои предыдущие слова. «Передумал?» — спросил он, скроив на лице улыбку. «Вовсе нет», — ответил я, испугавшись сильнее, чем предчувствовал, потому что вдруг понял, что, несмотря на все эти поспешные и бесшабашные перепихи, я никогда, по сути, не спал с мужчиной, а он предлагал именно это.