Несмотря на эту договоренность, они требовали (вполне разумно, подумала Патриция) доступа ко всей информации, включая библиотеки. Библиотеки же, как объяснила Кэрролсон, были чисто американским заповедником – по прямому указанию Хоффман и президента.
– Они бы избавили нас от множества ненужных проблем, если бы просто открыли все для всех, – добавила Ленора. – Терпеть не могу секретность.
Но приказы вышестоящего начальства приходилось выполнять.
– Кто же руководит научной командой, пока вы здесь, со мной? – спросила Патриция.
Кэрролсон улыбнулась.
– Я поручила это Римская. Он довольно ворчлив, но действует толково. И наверняка дважды подумаешь, прежде чем идти к нему жаловаться. Мне же порой все‑таки нужно отдыхать.
В блоке памяти Лэньера четко указывалось, с кем Патриция может разговаривать о своей работе, а с кем нет. Если она хотела обсудить что‑то, почерпнутое в библиотеке, она могла говорить только с Римская, Лэньером и еще одним членом научной команды, с которым не была еще знакома – Рупертом Такахаси. Сейчас он работал с экспедицией в коридоре.
Патриция пообедала с Кэрролсон и тремя китайцами, полчаса вздремнула, потом взяла свой блокнот и, захватив складной стул, направилась через равнину к карликовому лесу, где села и начала делать собственные заметки. Кэрролсон присоединилась к ней через час, принеся термос с холодным чаем и несколько бананов.
– Мне нужны кое‑какие инструменты, – сказала Патриция. – Циркуль, линейка, несколько карандашей, или… Мне нужно подумать. Может ли кто‑нибудь из инженеров или электронщиков сделать для меня один прибор?
– Какой?
– Мне хотелось бы узнать, чему равно значение пи в коридоре.
Ленора поджала губы.
– Зачем?
– Ну, судя по тому, что я до сих пор прочитала, коридор определенно состоит не из обычного вещества. Это нечто другое. Прошлой ночью – когда все спали – мы говорили с Фарли, и она рассказала о том, что ей известно. Сегодня утром я заглянула в некоторые из статей, которые подобрали Римская и Такахаси перед моим появлением.
– Снова к дилетанским временам гиперпространственной математики, – съязвила Кэрролсон. – Римская, похоже, замкнулся в своем собственном опыте.
– Возможно, но он высказал интересные предположения. Завтра Карен собирается взять меня с собой к скважине. – Она махнула вверх, в сторону плазменной трубки и оси южного купола. – Если к этому времени у меня будет пи‑измеритель, может быть, я кое‑что узнаю.
– Сделаем, – пообещала Кэрролсон. – Что‑нибудь еще?
– Не знаю, возможно ли это, но еще мне хотелось бы измерить постоянную Планка, и гравитационную постоянную, и вообще все, что можно считать мировыми константами. Нечто вроде мультиметра.
– Вы считаете, что значения констант здесь иные?
– По крайней мере, некоторые из них.
– Постоянная Планка? Нас бы тогда просто не существовало.
– Возможна разница в соотношениях. Мне просто хочется знать.
Кэрролсон поднялась, захватив пустой термос и банановую кожуру, и вернулась к палатке. Через несколько минут они с Ву уехали на машине в шестую камеру.
Патриция смотрела в даль коридора, слегка нахмурившись.
Она обладала вполне реальной, хотя и ограниченной силой и только что резко подняла ставку – на величину Нобелевской премии.
Наиболее важные моменты своей жизни Патриция проводила в собственных мыслях, затерянная в мире, который был совершенно непонятен подавляющему большинству населения Земли. Сейчас, сидя возле карликового леса, слушая Моцартовского «Юпитера» и глядя на коридор, она сначала волновалась, а потом начала раздражаться, что это состояние долгоне приходит. |