Фрэд тогда был просто в шоке, разумеется, не из-за содержания фильмов (Маккэррон подозревал, что хозяин лавки предпочитает фильмы с девочками), а из-за самого факта, что Оскар Маккэррон заказал себе видеофильмы. Он и представить себе не мог, что у старика есть телевизор и видеоплеер: настолько это противоречило тщательно отработанному образу фермера-отшельника, не признающего достижений цивилизации.

Надо отдать должное Фрэду: он, судя по всему, все два года держал рот на замке, но простить обиду Маккэррон все-таки не мог.

— Да ладно тебе, Оскар! Я целый день жду, когда ты придешь, увидишь письмо и обрадуешься.

— Как мило! Того гляди, предложишь мне выйти за тебя замуж, как какой-нибудь педик из Калифорнии. — Шлепнув нераспечатанный конверт на стопку почты, он сунул все под мышку. — Если там есть что-нибудь интересное для тебя, узнаешь об этом в следующий четверг. — Он повернулся и вразвалочку пошел к двери, на этот раз нарочно наступив на скрипучую половицу.

Дневная жара еще давила, но желтое, как масло, солнце уже склонялось к черным вершинам гор Сан-Андрес.

Увидев хозяина, кобылка нетерпеливо забила копытом. На улице было пусто, и Маккэррон позволил себе довольно улыбнуться. Славная кобылка! Любит поездки в город не меньше хозяина.

Старик сгорал от нетерпения узнать, что же в таинственном конверте, но гордость не позволяла ему вскрыть письмо прямо тут, перед лавкой: Фрэд наверняка следит за ним в засиженное мухами окно.

Отвязав поводья, старик сел в седло, запихнул почту в седельную сумку и направил коня на восток, где простиралась безжизненная пустыня ракетного полигона Уайт-Сэндз.

Маккэррон по привычке, не глядя, нашел ворота в заборе из колючей проволоки, ограждавшей огромный полигон по всему периметру, открыл их и, заехав за ограду, закрыл за собой.

Он нащупал в кармане старый, потертый пропуск, который ему выдали так давно, что теперь, пожалуй, вряд ли жив хоть один из тех, кто его подписывал. Уже несколько лет право Оскара Маккэррона проходить на территорию полигона не оспаривал никто, даже лихие молодчики из военной полиции, сломя голову гонявшие по ослепительно белому гипсовому песку на своих вездеходах. Но Маккэррон уважительно относился к властям и государству вообще, ведь Дядя Сэм сделал ему немало хорошего.

Да и портить отношения с молодыми вояками-патриотами тоже ни к чему: им везде мерещатся враги отчизны, даже в этой забытой Богом пустыне. С такими шутки шутить — себе дороже.

Маккэррон ехал к темневшим впереди низким, скалистым предгорьям. Пустыня здесь была ровная, как стол, и совершенно голая, словно ее обработали гербицидами. Там, впереди, она спускалась в кольцо вулканических гор. Наверное, поэтому здесь и решили провеет первые испытания атомной бомбы.

Когда-то давно все эти земли принадлежали семье Оскара Маккэррона. Толку от них было чуть: фермерством тут не прокормишься, да и добывать нечего — бросовые земли, хуже не найти во всем Нью-Мексико. Но в 1944 году ими вдруг заинтересовался «Манхэттен Инжиниринг» и предложил Маккэрронам продать их. Отец с радостью согласился и продал довольно недорого, но значительно дороже их настоящей стоимости.

А потом ему неплохо заплатили еще и за то, что он дал согласие на изменение документов в Земельном управлении: его имя не упоминалось в архивных записях, сделка о передаче земли была произведена тайно, и появился новый, фиктивный договор об аренде, заключенный между правительством и мифической семьей фермеров Макдоналдс.

Правительство и те, кто работал для Манхэттенского проекта, построили ферму и мельницу и сочинили правдоподобную сказочку про семью Макдоналдс, которые жили в Тринити-Сайт. Только потом, в июле 1945-го, когда там произвели испытания ядерной бомбы, Маккэррон понял, зачем понадобилась вся эта секретность.