— Да не все ли равно, — отмахнулся Николай, усаживаясь за стол.

— Давай я тебе одеколоном протру.

— Сядь, — попросил он. — Поешь.

— Я уже ела, — торопливо ответила Марина. — Правда, ела.

— Ну, тогда и я не буду. — Николай демонстративно встал и стал расстегивать рубашку. — Завалюсь сейчас…

Угроза подействовала. Поели вместе.

— Знаешь, из города надо уходить, — сказал позднее Николай, жадно затягиваясь сигаретой. — Ничего хорошего нас тут уже не ждет. Дальше будет еще хуже. Гораздо хуже. Так что надо уходить. Все равно куда, но уходить. Пойдешь со мной?

— Пойду. — Марина подняла на него широко распахнутые, немного испуганные глаза. — Конечно, пойду. Ты ведь меня не… оставишь?

— Тебя? Оставить тебя? Да как ты могла такое подумать? — Николай вскочил и прижал ее к себе, ощущая накатившую волну нежности. От волнения он несколько секунд не смог говорить. — Ты… ты такая… я жить без тебя не могу… я… я люблю тебя, Марина. И пока я жив… Извини, мне не нужно было тебе этого говорить, — резко опомнился он и разжал руки. — Прости, вырвалось. Но клянусь, все, что я тебе сказал — правда. Прости.

— Глупенький, за разве за такое просят прощения, — нежно пробормотала Марина. Их губы встретились.

И наступило забытье…

Впрочем, гулять они начали прямо сейчас, опьяненные безнаказанностью. В домах и на улицах оставались безмолвные тела тех, кто пытался защитить свое или чье-то достоинство. Дома вспыхивали по всему городу, и тушить пожары было уже некому.

Они вышли, едва начало светать. Проблески зари были почти незаметны в отсветах пожаров. Николай и Марина старались идти быстро, насколько позволяли рюкзак и сумка, но удавалось им это не всегда — время от времени приходилось бросаться в сторону, завидев людей, иногда путь преграждали пожары, и приходилось идти в обход, теряя драгоценное время. Утешало их лишь одно — большинство мародеров уже успело к этому времени напиться и осталось там, где их свалил сон. Но не все.

Дважды им удавалось счастливо избежать роковых встреч. Первый раз они успели вовремя заметить расположившуюся прямо посреди улицу компанию, а во второй раз спаслись едва ли не судом, проскочив сквозь огонь.

Всю дорогу Николай проклинал себя за нерешительность. Пусть не вчера, но еще позавчера путешествие было бы намного безопаснее, хотя риск был и тогда, но подвела привычная надежда — а вдруг что-нибудь да изменится к лучшему, подвезут продукты, пойдут поезда, хотя бы появятся солдаты, ведь существует же еще, в конце концов, правительство, и кто-то просто обязан подумать об их корчащемся в агонии городе. Неужели везде все то же самое — голод, хаос, гибель?

— Скорее! — Настороженные чувства сработали молниеносно, и он дернул Марину назад и в сторону.

Не повезло. Их заметили, и трое верзил-юнцов с улюлюканьем бросились в погоню. Теперь все решали ноги, но у убегавших была тяжелая поклажа, которую бросить они не могли — там были остатки продуктов, вода, кое-что из вещей.

Не уйти! Николай решил было отпустить Марину и прикрыть ее отход, но сразу понял бессмысленность этой затеи. Ладно, задержать их на какое-то время он сумеет, но что потом станет с одинокой девушкой в горящем городе? Пусть даже она благополучно вырвется, а потом…

— Сюда! — Николай втолкнул Марину в ближайший подъезд, сбросил рюкзак, выхватил из него полуметровый отрезок металлической трубы, прихваченный неподалеку от дома, и, как тысячи мужчин до него, встал между возлюбленной и надвигающейся опасностью.