|
Такие государи, как Коммод, которые делят свою жизнь между удовольствиями, с одной стороны, и играми, требующими физической ловкости и силы, с другой, имеют потребность в таком лице, которое бы успокоило их, поддержало и руководило. Таким лицом и была Марция для Коммода: она была душой, в какой он имел нужду. Она не научала его добродетели; она, без сомнения, не имела притязания наставлять его на путь истины: Коммод был человек пустой и не имел влечения к занятиям почетным, достойным его ранга; но она умела пленить его одновременно и грацией, и умом, и нравственной силой, и той глубокой и необыкновенной преданностью, которая почти походила на материнскую попечительность. Она была второй Актеей для этого нового Нерона. Когда по случаю неурожая против всемогущего Клеандра поднялся бунт, который угрожал самому императору, находившемуся на вилле вблизи Рима, то единственно энергия Марции поддержала Коммода и спасла его от опасности; она посоветовала ему пожертвовать старым фригийским рабом (Клеандром) народной ярости. Со времени ссылки и смерти императрицы Криспины, то есть с 183 года, до самого конца царствования Коммода кредит и значение Марции не переставали возрастать. Не имея титула императрицы, Марция была в морганатическом браке (union) с Коммодом и пользовалась всеми почестями, принадлежащими законной супруге императора. Коммод именовал ее Амазонкой, из любви к Марции он сам являлся в этом костюме, принял имя Амазония, дал то же имя месяцу январю, употреблял печать с изображением амазонки и приказал выбить медали, где вместе с портретом Коммода изображено было олицетворение Рима в виде вооруженной женщины, причем голова и грудь этой женщины представляли полное подобие с портретом Марции. Императору пришла странная фантазия в последний день декабря 192 года устроить праздник в честь нового года, в котором должны были принять участие гладиаторы, а во главе их сам Коммод, одетый в костюм этих потерянных людей. Марция решилась отклонить императора от исполнения этой недостойной забавы."Она пала перед ним на колени, — говорит историк Геродиан, — умоляла его со слезами на глазах не бесчестить таким поступком свое царское достоинство, не вверять своей жизни толпе бродяг, не знавших никакой узды". Коммод, подобно капризному ребенку, заупрямился, захотел сбросить цепи, какие налагала Марция на его необузданный характер, и внес имя Марции в список тех преступников, которые должны быть казнены на другой день. Случай открыл Марции это распоряжение."Хорошо же, Коммод, — сказала она сама себе, — вот награда, которую ты приготовил мне за мою любовь, за мою преданность, за то, что я в течение стольких лет переносила твои грубости и безобразия". И с замечательной твердостью — в видах спасения собственной жизни — составила заговор. Она же и встала во главе этого заговора.
Эти различные исторические черты, говорит Обэ, как кажется, освещают нам фигуру Марции и позволяют думать, что начертанный нами портрет этой женщины, энергичной, нежной и мужественной, не есть портрет фантастический. Но этот портрет не закончен, продолжает тот же автор. Дион Кассий говорит:"Рассказывают, что эта Марция питала живую симпатию к христианам и сделала для них много доброго, будучи могущественна в правление Коммода". Автор сочинения"Философумены"дает комментарий к этому месту Диона, который, как нам представляется, достаточно освещает вопрос об отношении Марции к христианству. Приводим в переводе, говорит Обэ, в целом виде, нужное для нас свидетельство."Каллист был рабом христианина из дома Цезарева, по имени Карпофора. Так как они оба были одной и той же веры, то господин вверил ему значительную сумму денег для банковских операций. Каллист открыл банковскую контору в местности, называемой piscina publica (в Риме), и так как его господин пользовался уважением, то в его контору стеклись большие суммы, вложенные сюда вдовами и верными. Но Каллист растратил все деньги и очутился в критическом положении. |
