| По свидетельству Дионисия Александрийского и Киприана Карфагенского, современников гонения, оно ознаменовалось невиданным дотоле количеством отступников от веры — "падших"."Все поражены были тогда страхом (т. е. при объявлении указа), — говорит Дионисий**. Многие из людей знаменитейших спешили сами выслушать определение (т. е. спешили сами в судилища или курии, где обыкновенно обнародовались императорские указы и приносились жертвы); другие, — продолжает Дионисий, — несшие общественные должности, были призываемы к тому необходимостью; а некоторых вели друзья и домашние. Приходившие… приступали к нечестивым жертвам. Одни бледные и трепещущие, казалось, не с намерением принести жертву, а как будто бы сами должны были сделаться жертвой идолов, так что в окружавшей их толпе возбуждали насмешки, показывая всем свое малодушие и пред лицом смерти, и при виде жертвы; другие подходили к жертвеннику с большей готовностью, стараясь доказать самой смелостью, что они и прежде не были христианами. Из прочих же одни следовали за теми, другие за другими, одни устояло до уз и темницы, а другие хотя и находились в заключении уже много дней, но потом, еще не дождавшись суда, отреклись. Были и такие, которые, вытерпев довольно пыток, на дальнейшие мучения не отважились". Так, по свидетельству Дионисия, отозвалось гонение Дециево в среде церкви Александрийской. В таких же печальных чертах описывает действие Дециева гонения на верующих и Киприан, излагая свои личные наблюдения над Церковью карфагенской того времени."Тотчас, — жалуется он, — при первых словах угрожающего врага большое число братьев продало свою веру, и еще не быв опрокинуто бурею гонения, само себя низвергло добровольным падением. Многие побеждены прежде сражения, низвержены без боя, и даже не оставили для себя видимого предлога, будто они приносили жертву идолам по принуждению. Охотно, — замечает он, — бегут на торжище (где также объявлялись указы), добровольно поспешают к смерти (разумеется, смерть нравственная — падение), как будто бы они рады представившемуся случаю, которого всегда ждали с нетерпением. Сколь многим правители делали там отсрочку по причине наступившего вечера и сколь многие просили даже, чтобы не отсрочивали их пагубы (т. е. чтобы дозволили принести требуемую жертву). Для многих, — говорит Киприан, — недостаточно еще было собственной пагубы, народ подвигнут был к погибели взаимными увещаниями, взаимно друг другу предлагали испить смерть из смертоносного сосуда"*** (т. е. предлагали друг другу вкусить от идоложертвенных веществ). Случалось, муж насильственно влек свою жену к идольскому алтарю, которая при этом вопила, обращаясь к мужу:"Не я это сделала, а ты"****. Без сомнения, этот муж действовал под влиянием любви к своей жене."Притом для совершенной полноты преступления, даже младенцы, принесенные руками родителей, — рисует Киприан, — малолетки, и они утратили то, что получили вскоре после своего рождения (т. е. благодать крещения). Не скажут ли они, — говорит Киприан, — когда наступит день суда (страшного):"Нас погубило чужое вероломство, родителей мы считаем своими убийцами""*****. Не устояли в вере в это гонение не одни миряне, но поколебались (оказались в числе падших) и сами клирики, призванные показывать собою образец твердости прочим верующим******. Так худо, по свидетельству Киприана, африканские христиане вели себя в гонение Деция. Не лучше было дело и в недрах церкви Римской, и других местах. Римский клир писал к Киприану с глубоким сокрушением:"Вся земля опустошена, везде лежат обломки и кучи поверженных"*******. Впрочем, к чести тогдашнего христианского общества нужно сказать, что падших много было с начала гонения, а потом число их во время продолжения гонения значительно сократилось. Многие даже образумились: сначала было отреклись от веры, а потом приняли на себя подвиг исповедничества. |
