В Вене, куда Петр прибыл в июне 1698 года, он получил из Москвы известие о новом стрелецом бунте.

В конце августа разгневанный царь был у себя на родине. Как свидетельствует С.Г. Пушкарев, дело было в том, что несколько стрелецких полков на Азове отказались от повиновения, протестуя против тяжестей тамошней службы и долгой изолированности от родных и близких.

Некоторые другие авторы считают, что неприятности были куда большими: стрелецкое войско, дислоцировавшееся в районе Великих Лук, двинулось на Москву и было разбито правительственными войсками неподалеку от столицы.

Несмотря на то, что бунт был подавлен еще до приезда Петра, царь расформировал все московские стрелецкие полки и повел жестокий стрелецкий «розыск», в результате которого более тысячи стрельцов после долгих и мучительных пыток были казнены. Расследование, проведенное при участии Петра, показало, что во главе этого заговора стоит царевна Софья, содержащаяся в монастыре. Царевна была насильно пострижена в монахини. Стрелецое войско фактически прекратило свое существование.

РОССИЙСКАЯ ЭКОНОМИКА: ДОПЕТРОВСКИЙ ПЕРИОД И РЕФОРМЫ ПЕТРА

ТОРГОВЛЯ

Трудно не согласиться с известным историком Иммануэлем Валлерстайном, утверждавшим, что Московское государство (по крайней мере до 1689 года) вне всяких сомнений следует помещать за рамки «европейской Европы». Фернан Бродель, автор блестящей монографии «Время мира» (Librairie Armand Colin, Paris, 1979; русское издание М., Прогресс, 1992), вполне соглашаясь с Валлерстайном, утверждает тем не менее, что Москва никогда не была абсолютно закрыта для европейской экономики, даже до завоевания Нарвы или до первых поселений англичан в Архангельске (1553—1555 гг.)

Европа сильно воздействовала на Восток превосходством своей денежной сиситемы, привлекательностью и соблазнами техники и товаров, всей своей мощью.

Но если Турецкая империя, к примеру, старательно удерживалась в стороне от этого влияния, то Москва мало-помалу подтягивалась навстречу Западу.

Открыть окно на Балтику, позволить новой английской Московской компании обосноваться в Архангельске — это означало недвусмысленный шаг навстречу Европе.

Однако перемирие со шведами, подписанное 5 августа 1583 года, закрыло для России единственный выход на Балтику и сохранило лишь неудобный Архангельский порт на Белом море. Тем самым выход в Европу был затруднителен.

Шведы тем не менее не запретили пропуск товаров, вводимых или вывозимых русскими через Нарву.

Обмены с Европой продолжались также через Ревель и Ригу. Их положительное сальдо для России оплачивалось золотом и серебром.

Голландцы, импортеры русского зерна и конопли, при-иозили мешки с монетой, содержавшие каждый от 400 до 1000 риксдалеров (официальная монета Нидерландов после Генеральных штатов 1579г.). В 1650 году в Ригу было доставлено 2755 мешков, в 1651г. — 2145, в 1652 г. — 2012 мешков. В 1683 году торговля через Ригу дала для России положительное сальдо в 832 928 риксдалеров.

Россия оставалась наполовину замкнутой в себе не потому, что она будто бы была отрезана от Европы или противилась обменам. Причины скорее были в умеренном интересе русских к Западу, в зыбком политическом равновесии России.

В какой-то мере опыт Москвы сродни опыту Японии, по с той большой разницей, что последняя после 1638 года закрылась для мировой экономики сама, посредством политического решения.

Главным внешним рынком для России в XVI — начале XVII столетия была Турция. Черное море принадлежало туркам и хорошо охранялось ими, и потому в конце торговых путей, проходивших по долине Дона и Азовскому морю, перегрузка товаров производилась исключительно на турецкие корабли. Между Крымом и Москвой регулярно курсировали конные гонцы.

Овладение нижним течением Волги (взятие Казани и Астрахани в середине XVI века) открыло путь на юг, хотя водный путь проходил через слабо замиренные области и оставался опасным.