Клянусь Пилатом, неужели на моем пути встретилась женщина, которой известно чувство благодарности?
— Можете добавить и мужчину! — заметил Жан.
— Кого еще? Твоего Монморанси? Да он бросил нас подыхать в каменном мешке! Я бы на его месте уже поджег бы Париж и взорвал к черту тюрьму Тампль, чтобы вытащить нас отсюда…
— Но, сударь, — отметил шевалье, — в таком случае и нас бы разорвало на куски. Я же хотел напомнить вам о Рамусе. Согласитесь, благодаря достойному ученому мы выбрались из очень неприятной переделки, тогда, на Монмартрской улице.
— Да, это правда… неужели мне придется примириться с человечеством?
Итак, едва ускользнув от ужасной смерти, храбрецы спокойно беседовали, подшучивая над судьбой. Однако разговор их постоянно возвращался к очаровательной и отважной молодой женщине, выступившей в роли ангела-спасителя. Обсудив все, они пришли к выводу, что после вмешательства Мари Туше их положение стало менее безнадежным, и, конечно, не сегодня-завтра она вытащит пленников из тюрьмы.
Так прошел целый день. К вечеру, когда в камере уже совсем стемнело, а снаружи было еще светло, дверь приоткрылась. Признаемся, сердца Пардальянов забились сильней: неужели им принесли весть об освобождении?.. Но в камеру вошел Руджьери. Он вошел один, с фонарем в руке, а сопровождавшие его солдаты выстроились вдоль коридора, готовые открыть огонь из аркебуз при малейшей попытке к бегству.
Астролог, подняв фонарь, шагнул прямо к шевалье:
— Вы узнаете меня? — спросил он. Жан всмотрелся в вошедшего.
— Узнаю, хотя вы сильно изменились, — ответил шевалье. — Когда-то вы почтили своим визитом мою жалкую нору, задавали странные вопросы: о дне моего рождения, о моих планах… Вы оставили мне приятный подарок: мешочек с двумястами экю по шесть парижских ливров каждый. А потом пригласили меня в дом у Деревянного моста и сами открыли дверь… Отец, позвольте вам представить: злодей каких мало, нечистая сила заслуженно может им гордиться. Знаете, для чего он пригласил меня к нашей прославленной и великодушной королеве Екатерине Медичи? Чтобы толкнуть на убийство моего друга графа де Марильяка!
Астролог содрогнулся, глаза его увлажнились, словно он вот-вот разрыдается. Но Руджьери не заплакал, а расхохотался мрачным смехом:
— Убить Деодата? Я? Я?! Безумец, трижды безумец! Ах, если бы Деодат был жив!.. Но я запер его астральное тело в магическом круге…
Шевалье схватил Руджьери за плечи и изо всех сил тряхнул:
— Как? Что вы говорите? Деодат мертв?
— Мертв! — ответил Руджьери, и глаза его зажглись безумным огнем. — Мертв!.. Но, к счастью, в моем распоряжении оба тела — астральное и материальное… молодой человек, именно поэтому я и пришел к вам… дайте руку, прошу… Но шевалье скрестил руки на груди и шептал:
— Умер! Такой молодой, такой добрый и искренний!.. Конечно, эта женщина погубила его… Ах, батюшка, вы, наверное, правы: наш мир кишит волками и волчицами…
— Черт побери! — воскликнул старый солдат, обернувшись к Руджьери. — Волков, шевалье, конечно, пруд пруди, но вот филинов тоже хватает… Вот один из них — прилетел… Отвратительная птица… От вас пахнет смертью, сударь… Убирайтесь!
— Сударь, — несмело повторил Руджьери, обращаясь к шевалье, — пожалуйста, дайте вашу руку.
Такая настойчивая мольба звучала в голосе астролога, что Жан подумал и медленно протянул ему руку со словами:
— Не знаю, что вы там натворили, но у вас слезы на глазах… вот моя рука… смотрите…
Шевалье показалось, что непрошеный гость терзается скорбью по Марильяку и просто хочет пожать руку его друга. |