– И говорила она действительно очень звонко, отчетливо, и мне пришло в голову, что это только я один такой куль – двух слов на людях связно сказать не могу.
– Пусть на сцену идет! – услышал я выкрик Жеглова и стал его искать глазами, пока не разглядел, что он сидит в президиуме – вторым слева от председателя.
– Пусть с места говорит! – кричали из зала. – А то все время уйдет на хождение туда и обратно!
И я, конечно, закричал:
– С места! Тут лучше!
Жеглов увидел меня, усмехнулся и развел руками:
– Воля масс – закон для президиума!..
– Товарищи! Шефская комиссия проделала за истекший отчетный период немалую работу, хотя нерешенных вопросов еще остается тьма. Основное внимание мы уделяли детям и семьям наших погибших товарищей – тех, кто пал на фронте или здесь при исполнении служебных обязанностей. В клубе Управления мы провели большой праздничный утренник, на который к детям приехали замечательные наши артисты Качалов, Москвин и Хмелев. Всем детям мы приготовили праздничные гостинцы – хлеб с повидлом, орехи и очень вкусные соевые конфеты. К предстоящему празднику 28‑й годовщины Великой Октябрьской революции мы тоже постарались сделать подарки для детей наших погибших товарищей. Мы распределили сто пятьдесят кусков мыла, сорок три ордера на промтовары, – в основном, на обувь и пальто, – и в каждую такую семью уже завезли по сто пятьдесят килограммов картофеля, пятьдесят кило капусты и по два кубометра дров…
Лицо у Вари раскраснелось, блестели огромные серо‑зеленые глаза, она говорила быстро и весело, и, когда я смотрел на нее, лицо мое невольно расплывалось в блаженную, счастливую улыбку.
– …Замечательно проявил себя комсомолец старшина Иванов, имеющий гражданскую профессию сапожника. Он очень хорошо и быстро починил к наступающей зиме обувь всем нуждающимся детям сотрудников Управления и многим нашим товарищам, у которых не кончился еще срок носки форменной обуви, а она уже пришла в негодность…
Это был, наверное, тот самый Иванов из комендантского взвода, к которому меня обещал отвести Тараскин; так мы до сих пор к нему и не собрались.
– …Коновалов, который отвечает за организацию подарков раненым в московских госпиталях, халатно относится к своим обязанностям. Если бы не инициацива девушек из отдела РУД – ГАИ, вопрос этот стал бы под угрозу срыва, а это неслыханный позор! Надо отстранить Коновалова от такого важного дела…
Варя села на место, и я сказал ей:
– Ты замечательно выступала…
Потом вышел на сцену из‑за стола президиума Жеглов, и на трибуну он не пошел, а говорил, расхаживая по крошечной свободной полоске перед столом:
– Когда год назад партия и правительство оказали огромную честь, наградив нас орденом Красного Знамени, комсомол поставил перед нами задачу: «Каждому работнику милиции – семилетнее образование!» Оправдываем ли мы доверие? Выполняем ли мы лозунг о семилетнем образовании? Со всей прямотой надо признать: пока еще с этим вопросом у нас плохо! Начальник бригады Мамыкин никак не закончит семилетку, оперуполномоченного Флегонтова исключили из школы, оперуполномоченный Пасюк третий год числится в шестом классе…
– Ты еще про деда моего вспомни! – крикнули из зала. – Пасюку уже за тридцать!
– Ну и что, если Пасюк уже немолодой человек? Что же, ему из‑за этого так и пребывать во тьме невежества? Задача более подготовленных сотрудников – подтянуть на свой уровень менее грамотных товарищей. Милиционер – представитель Советской власти, а власть можно дискредитировать не только непотребным поведением, но и своей серостью…
– Ты у нас больно ясный! – кричал все тот же голос из угла зала. |