Риккин молчал так долго, что Виктория неуверенно окликнула:

– Сэр?

– Вы же знаете о нашем провале, – спокойно сказал Риккин.

– Провале?

– То, что случилось с Фрейзером.

– Да, сэр. Мне это известно.

– Вы дали Фрейзеру информацию, которая привела его к ассасинам.

Пришла очередь Виктории надолго замолчать.

– Да, я помню, что произошло, – сказала женщина после долгой паузы. – Хочу напомнить, что на тот момент я ничего не знала об истинной природе конфликта и о тех целях, которые преследовал орден тамплиеров.

Риккин, разумеется, был в курсе, в отличие от большинства сотрудников всех отделений компании «Абстерго». Вначале и Виктория Бибо ничего не знала об ордене, как все те жалкие болваны, мокнущие под дождем за окнами его машины, чья жизнь ограничена простейшими инстинктами – спать, пить, работать и время от времени получать удовольствие, чтобы забыть об убогости своего существования. Все это Риккина не интересовало, и мнение доктора Бибо он не собирался принимать в расчет.

– В результате мы вынуждены были уволить Эйдана Сент-Клера. Мы были близки к тому, чтобы уволить и вас. Вы знали об этом?

Риккин услышал в трубке сдавленный вздох. «А, – подумал он, – не знала».

– У вас было много друзей в «Абстерго индастриз», которые вас поддерживали, и впоследствии вы доказали свою преданность нам. Мы рады, что вы остались и не попали в руки ассасинов. Нам было бы очень неприятно видеть вас на их стороне.

– Я верю, что обе силы работают на благо людей, – сказала Виктория.

Ее слова разозлили Риккина.

– Неужели? – угрожающе произнес он.

– Да. Я только считаю, что у ассасинов неверные методы.

Иного Риккин не ожидал услышать.

– И наш профессор Хэтэуэй с вами согласен?

Конечно, Хэтэуэй думал так же. Немногословный исследователь никогда не давал повода усомниться в этом. Он любил аккуратность, порядок и традицию. Он никогда не хотел марать руки неблаговидными или сомнительными делами ордена, счастливо отсиживался в своей башне из слоновой кости, в то время как другие, как группа «Сигма» под руководством Берга или еще более засекреченные группы и индивиды, очищали мир, как сад от сорняков, от ассасинов, перебежчиков, еретиков – всех, кто жаждал уничтожить орден.

Но Риккин просчитался. Доктор Бибо, вместо того чтобы потерять присутствие духа после завуалированного обвинения, выразила открытое сопротивление:

– Мистер Риккин, в мире есть многое, чего я не знаю и не понимаю. Но я умею правильно оценивать моих пациентов. Несомненно, есть одна причина, по которой вы… меня не убрали. Я взаимодействую с ним не как с коллегой, а как с субъектом исследования.

– И он об этом не подозревает, не так ли?

– Он знает, что я изучала его досье и что я тщательно веду мониторинг его состояния во время пребывания в «Анимусе» и после.

– И тем не менее вы сейчас разговариваете со мной. – Он поймал ее и, как удав, начал сжимать кольца. – Ну а что же вы скажете о врачебной тайне, доктор? Не считаете нужным ее хранить?

– Вы просили меня…

– …докладывать о результатах его работы и давать свои комментарии. И делать это как коллега по работе. И вы это делаете. И я, и орден вам благодарны за работу. Но нельзя сидеть на двух стульях одновременно, доктор Бибо.

Возникла пауза. Риккин ждал. Он знал великую силу терпения. И услышал, как женщина тихо сказала:

– Я верю в идеи и принципы ордена тамплиеров.