Саймон понимающе кивнул. С исторической точки зрения слово «бастард» стало позорным клеймом уже в современную эпоху. А в XV веке для крестьянской семьи было естественным взять к себе в дом крепкого юношу, годного к физической работе. Неудивительно, что Саймон в своих исследованиях не нашел никаких следов родителей Габриэля. Незаконнорожденных детей представители знатного рода не включали в генеалогическое древо, ему не нужны были случайные побочные ветки.

Пока Виктория говорила, клубящийся серый туман рассеялся, и Саймон начал различать зеленые поля в белых крапинках коров и овец. У него за спиной проявилась проселочная дорога и одноэтажные постройки. Стало ясно, что он где-то на окраине небольшой деревушки.

Домреми. Место рождения Жанны д’Арк. Вокруг было непривычно тихо. Слышались только шум ветра в кронах деревьев, щебет птиц да мычание коров. Ни машин, ни самолетов, ни кондиционеров, ни компьютеров или мобильных телефонов. Саймон неожиданно для себя самого оказался не готов к такой тишине.

С минуту он стоял, осознавая, что вторгается в память давно умершего юноши. Все было невероятно реально: легкий ветерок обдувал лицо, запахи почти девственной природы, ощущение твердой земли под ногами. «Если видеоигры „Абстерго“ обеспечивают хотя бы сотую долю подобной реальности, – подумал Хэтэуэй, – неудивительно, что они завоевали столько наград».

Саймон посмотрел на руки Габриэля и увидел, что они держат завернутые в холстину хлеб и сыр. Виктория сказала, что сегодня первое мая… И тут Хэтэуэй вспомнил, как в своих исследованиях наткнулся на описание традиции, долгое время существовавшей в деревушке Домреми. В один из праздничных дней юноши и девушки собиралась у ручья, рядом с которым росло очень красивое дерево, которое прозвали деревом фей. Вокруг него танцевали, затем умывались в ручье и наслаждались принесенной едой. Эта традиция описывалась как «устраивать фонтаны», и Саймон понял, что именно на этот праздник направляется Габриэль.

Юноша был долговязым и нескладным, как сам Хэтэуэй в молодости. Было немного странно ощущать при ходьбе длинные ноги молодого француза.

Ветер донес звуки веселого смеха, песни (кто-то страшно фальшивил) и мелодии, наигранной на свирели. На фоне голубого неба появился силуэт огромного дерева, под которым собралось немало народу. Саймон не был силен в ботанике, он вообще мало интересовался природой. Но дерево поражало воображение. Оно было усыпано белыми цветами. Гирлянды из цветов других оттенков – розовые, красные, голубые – украшали нижние ветви.

Девушки разных возрастов сидели кучками, болтая между собой, смеясь и плетя венки. Еще одна группа девушек, танцуя, кружилась вокруг дерева. Юноши веселились в своей манере: взбирались вверх по толстым ветвям, валялись на траве, отрывали от темных буханок хлеба из муки грубого помола большие куски и с наслаждением их поглощали. Молодые люди постарше угощали хлебом своих спутниц, те, что помоложе, кидались в девушек хлебными катышками.

«Я здесь чужой», – родилась в голове у Саймона мысль, и он не понимал, кому именно принадлежит эта мысль, ему или Габриэлю.

Ноги юноши будто вросли в землю. Один из парней ловко спрыгнул с ветви и направился к нему – смуглый, с черными волосами и широкой дружелюбной улыбкой.

– Ты, наверное, наш кузен Габриэль! – весело сказал он.