По мере продвижения на восток они одновременно забирали южнее, стараясь держаться кромки лесов, где им все время приходилось пригибаться перед нависшими низко ветками. По безлесной местности они передвигались с удвоенной осторожностью, стараясь держаться возвышенностей, и внимательно высматривали одетых в кольчуги всадников. К счастью, ни один им не встретился. Если люди Робби и отправились на восток, то, видимо, придерживались низин, Томасу и Женевьеве на пути никто не попадался.

Томас и Женевьева старательно избегали деревень и хуторов, что, впрочем, не составляло особого труда, ибо гористая местность, пригодная не под пашню, а разве что для выпаса мелкого скота, была населена скудно.

Под вечер им встретился пастух, который, выскочив из-за скалы, выхватил спрятанную за пазухой кожаную пращу и камень, но, углядев на боку у Томаса меч, торопливо спрятал свое оружие и принялся подобострастно кланяться.

Остановившись, Томас поинтересовался, не видел ли этот малый солдат. Женевьева перевела вопрос, а потом и ответ: вооруженных людей пастух не видел.

Одолев после встречи с напуганным пастухом милю, Томас подстрелил козу. Стрелу лучник извлек из туши и вернул в колчан, а добычу освежевал, выпотрошил и разделал. На ночь беглецы устроились на краю лесистой долины в заброшенной, стоящей без крыши хижине. С помощью кремня и стального кресала Томас разжег огонь, и они поужинали жареными козьими ребрышками.

Нарубив мечом ветвей с лиственницы, Томас соорудил для ночлега простой навес, прислонив его наклонно к стене, получилась хоть какая-то защита от дождя. Под этим укрытием он сделал подстилку из папоротника-орляка.

Томас вспомнил свое путешествие из Бретани в Нормандию с Жанетт. Интересно, где теперь Черный Дрозд? Они путешествовали летом, кормились с помощью его лука, избегали встреч с любыми живыми существами, и то были счастливые дни. Теперь то же самое повторялось с Женевьевой, на этот раз в преддверии зимы. Насколько суровой она будет, Томас не знал, но Женевьева сказала, что ни разу не видела, чтобы здесь, в долинах, лежал снег.

— Он выпадет южнее, в горах, — сказала она, — а здесь зимой просто холодно. Холодно и сыро.

Дождь шел не переставая. Обе лошади ходили на привязи и пощипывали редкую травку на поляне рядом с журчавшей у развалин речушкой. Порой в разрывы среди облаков проглядывал лунный серп, серебривший высокие лесистые кряжи по обе стороны долины. Томас прошел полмили вниз по течению, произвел разведку местности, но, не увидев других огней и не услышав ничего внушавшего беспокойство, он рассудил, что они в безопасности если не от Божьего гнева, то, по крайней мере, от человеческих козней. Вернувшись к костерку, возле которого Женевьева пыталась просушить их тяжелые плащи, Томас помог ей раскинуть шерстяную ткань на раме из ветвей лиственницы, а потом присел у костра и, глядя, как светятся красные угольки, задумался о своей горестной участи. Ему вспоминались страшные картины, которыми были расписаны церковные стены, — картины, изображавшие грешные души, летевшие кувырком в Преисподнюю, где их поджидали глумливо усмехающиеся бесы и ревущие языки пламени.

— Ты размышляешь об аде, — решительно заявила Женевьева.

Томас поморщился.

— Верно, — признался он, удивляясь, как она догадалась.

— Ты правда веришь, что церковь обладает властью отправить тебя туда? — спросила она и, когда он не ответил, покачала головой.