Некоторые умерли ночью, некоторые на рассвете, и священники ходили из дома в дом с облатками, чтобы дать последнее напутствие и прочесть отходную. Поднялся громкий плач, который в конце концов разбудил Жослена. Он сердито приказал оруженосцу немедленно прекратить это безобразие, однако оруженосец, спавший в углу его комнаты на охапке соломы, был весь потный и трясся в ознобе, а на лице его высыпали темные нарывы, при виде которых граф поморщился.
— Убирайся! — рявкнул он и, видя, что молодой человек даже не шевельнулся, с сердитой бранью вытолкал его взашей.
Жослен оделся сам, натянул штаны и поверх полотняной рубашки кожаный колет.
— Ты-то не заболела? — спросил граф девицу, делившую с ним постель.
— Нет, монсеньор.
— Тогда подай мне бекон, хлеб и подогретое вино!
— Подогретое вино?
— Ты же служанка, не так ли? Вот и обслужи меня, черт возьми, а потом прибери этот хлам.
Он указал на постель оруженосца.
Граф натянул сапоги и только тут сообразил, что не был разбужен пушечным выстрелом, раздававшимся обычно с первыми петухами. Глина в стволе за ночь прекрасно затвердевала, а Джоберти считал, что как раз на рассвете выстрел наносит наибольший ущерб. Но сегодня утром пушка почему-то молчала.
Жослен размашистым шагом направился в гостиную, громко призывая пушкаря.
— Он болен, — откликнулся вместо итальянца Ги Вексий. Он сидел в углу комнаты, точил нож и, очевидно, поджидал Жослена. — Это зараза.
Жослен застегнул пояс с мечом.
— Джоберти заболел?
Ги Вексий вставил нож в ножны.
— У него рвота, монсеньор. Он потеет, в паху и под мышками появились вздутия.
— Неужто его люди не могут выстрелить из этой проклятой пушки без него?
— Наверное, могут, да только они почти все тоже слегли.
Жослен уставился на Вексия так, словно не верил своим ушам.
— Пушкари? Все слегли?
— Не только они. Похоже, болеет уже половина города, — промолвил Вексий, вставая.
Он умылся, облачился в чистую черную одежду и смазал маслом длинные черные волосы, так что они, как прилизанные, облепляли узкий череп.
— Я слышал, что идет чума, — продолжил он, — но не поверил. Ошибся я, прости, Господи!
— Чума? — перепугался Жослен.
— Господь наказывает нас, — спокойно произнес Вексий, — дав дьяволу разгуляться. Нужен ли нам более ясный знак Его воли? Монсеньор, мы должны сегодня же взять приступом замок, захватить Грааль и таким образом положить конец этому моровому поветрию.
— Чуме? — спросил Жослен и услышал робкий стук в дверь. — Входи, черт тебя дери, — крикнул он, решив, что служанка принесла ему еду, но вместо служанки вошел подавленный, перепуганный отец Медоуз.
Священник опустился на колени перед Жосленом.
— Люди умирают, монсеньор, — сказал он.
— Чего же ты от меня хочешь? — спросил Жослен.
— Надо брать замок, — сказал Вексий.
Но Жослен не слушал его.
— Умирают? — беспомощно переспросил он священника.
— Галат Лоррет умер, его жена больна. Заболела и моя домоправительница. — По щекам священника катились слезы. — Зараза переносится по воздуху.
Он устремил взгляд на ничего не выражающее круглое лицо Жослена в надежде, что его господин сможет помочь.
— Она носится в воздухе, — повторил он. — Нам нужны лекари, монсеньор, и только твое слово заставит их приехать к нам из Бера. |