Изменить размер шрифта - +
Никаких украшений: ни золотого листа, ни надписей на клинке, ни серебряной инкрустации — меч не имел. Это был просто рабочий инструмент, орудие убийства. Оружие, самое подходящее для предстоящего ныне священного подвига.

— Господин? — нервно спросил паренек, подавая Вексию турнирный шлем с узкими щелями для глаз.

— Не этот, — сказал Вексий. — Я надену басинет и «чепец».

Он указал рукой на требуемые предметы. Большой турнирный шлем оставлял очень ограниченный обзор, и Вексий считал, что для боя, а не поединка, он подходит плохо, ибо не позволяет видеть врагов по сторонам. Выходить против лучников без забрала было рискованно, но так он, во всяком случае, мог их видеть. Поэтому Вексий надел поверх кожаного подшлемника «чепец», кольчужный капюшон, закрывающий загривок и уши, а сверху басинет, простой стальной шлем без полей и забрала, которое ухудшало бы обзор.

— Ступай пригляди за своими близкими, — сказал он, отпуская паренька, и взял щит из ивовых, обтянутых вываренной кожей досок, на котором красовался йал Вексиев.

Ни талисмана, ни амулета у Вексия не было. Мало кто отправлялся в бой без такого оберега, как, например, шарф возлюбленной или ковчежец, благословленный священником, однако для Ги существовал только один талисман — Святой Грааль.

И теперь он собирался его добыть.

 

Первым в замке заболел один из коредоров, а к концу ночи уже более двух десятков мужчин и женщин рвало, знобило и прошибало потом. Одним из них был Джейк. Косоглазый лучник притащился в угол внутреннего двора, поставил лук рядом с собой и положил на колени охапку стрел. Ему было очень плохо. Томас уговаривал его подняться наверх, но Джейк отказался.

— Я останусь здесь, — упрямо твердил он. — Умру на открытом воздухе.

— Ты не умрешь, — сказал Томас. — На небеса тебя не возьмут, да и дьяволу ты ни к черту не нужен.

Эта немудреная шутка вызвала слабую улыбку на потном лице, покрытом маленькими красными бугорками, быстро приобретавшими синеву кровоподтека. Страдая неудержимым поносом, Джейк снял штаны, но единственно, что он позволил сделать для него Томасу, это принести из развалин конюшни соломы для постели.

Сын Филена тоже заболел. По лицу мальчика пошли розовые пятна, его била дрожь. Казалось, что болезнь появилась ниоткуда, но Томас предположил, что ее принес восточный ветер, который раздувал пламя в городе, прежде чем дождь загасил пожары. Аббат Планшар предупреждал его о заразе, которая должна прийти из Ломбардии. Она пришла, и против нее Томас был бессилен.

— Мы должны найти священника, — сказал Филен.

— Врача, — возразил Томас, хотя и не знал в городе ни одного и не представлял, как, даже разыскав врача, можно будет провести его в замок.

— Священника, — настаивал Филен. — Если ребенка коснуться освященной облаткой, она его исцелит. Тело Христово, оно все исцеляет. Позволь мне сходить за священником.

И только тогда Томас сообразил, что пушка не выстрелила ни разу и даже арбалетные стрелы больше не ударяются о стены замка. Правда, разрешив Филену выйти и поискать отца Медоуза или любого другого священника в городе, Томас не очень-то рассчитывал на его возвращение, однако не прошло и получаса, как Филен вернулся и сказал, что отец Медоуз причащает больных и не имеет времени прийти во вражеский гарнизон.

— На улице лежала мертвая женщина, — сказал Филен Томасу, — просто валялась там со стиснутыми зубами.

— Дал тебе отец Медоуз облатку?

Филен показал ему плотный кусочек хлеба, потом понес его сыну, который находился в верхнем зале, где лежали больные. Какая-то женщина плакала из-за того, что ее муж умрет без покаяния и отпущения, и Женевьева, чтобы хоть как-то утешить страждущих, прошлась между постелями с золотой чашей, касаясь ею рук больных людей и уверяя, что эта реликвия сотворит чудо.

Быстрый переход