— Мы задержим их, — сказал Томас этим троим. — А ты, Сэм, наверх! Быстрее!

Томас остался на лестнице. Сэм и остальные семеро лучников знали, что им делать, когда они доберутся до вершины башни, тогда как для Томаса самым важным было остановить людей Ги, поднимавшихся по ступенькам к первому залу. Атакующим приходилось двигаться, постоянно поворачивая направо, и это ограничивало возможность действовать правой, державшей меч рукой. В этом смысле люди Томаса имели большую свободу в использовании своего оружия, однако один из первых среди бойцов Ги, орудовавший насаженной на короткую рукоять секирой с широким лезвием, оказался левшой. Рванувшись вперед, он всадил топор в ногу преграждавшего ему путь ратника, и тот рухнул, загремев мечом, щитом и доспехами. Топор обрушился снова, раздался краткий пронзительный крик, потом Томас выпустил стрелу на расстоянии трех шагов, и левша повалился навзничь со стрелой в горле. За ней, задев изгиб стены, последовала стрела из арбалета. Томас увидел, что Женевьева собрала четыре самострела разбойников и, разрядив первый, уже подняла второй, выбирая очередную мишень.

Сэр Гийом между тем оказался в отчаянном положении. Нападавшие имели численное превосходство, а он был загнан в угол и не имел возможности отступить. Оставалось лишь сомкнуть щиты перед навозной кучей, перегородив пространство между образующими угол стенами, чтобы не дать неприятелю зайти с флангов. Едва это было сделано, люди Ги налетели на его маленький отряд, и щиты приняли на себя удары мечей и топоров. Люди сэра Гийома пытались оттеснить врагов щитами и делали мечами выпады, целя в живот или грудь, но один из противников, могучий детина с изображением быка на тунике, орудовал тяжелой булавой. Он молотил этим насаженным на прочную рукоятку железным шаром, пока щит англичанина не обратился в ивовые щепки, удерживаемые вместе лишь кожаным покрытием, а у державшего щит было раздроблено предплечье. Правда, тот попытался ударить сломанным щитом в лицо атакующего, но другой француз вонзил в его живот меч, и он упал на колени. Между тем сэр Гийом, увернувшись от булавы, перехватил ее и рванул на себя. Француз, не удержав равновесия, налетел на сэра Гийома, и рыцарь, не имея возможности отвести меч, чтобы сделать выпад, ткнул недруга в глаз крестовиной эфеса. Но вражеского бойца не остановило и это: с выбитым глазом, с окровавленным лицом, он рвался вперед. За ним ломились еще двое, норовя разорвать короткую линию англичан и перебить их по одному. Раненого английского ратника, упавшего на колени, молотили сразу двумя мечами, а когда он подался вперед и его вырвало, один из французов нанес ему удар в щель между шлемом и спинными латами, перерубив шейные позвонки. Боец с булавой, хоть и лишившийся глаза, еще не был повержен и упал лишь после того, как сэр Гийом вонзил свой меч ему в грудь, пробив кольчугу. В следующий миг другой француз мощным выпадом нанес удар в грудь самому сэру Гийому, и тот отлетел назад, на кучу навоза.

— Они покойники! — заорал Фальк. — Им конец!

И в этот миг в спины ратников Фалька с башни полетели стрелы.

Тем, кто был защищен латами, стрелы, попавшие не под прямым углом, не причинили вреда, соскальзывая с гладкой металлической поверхности, но кольчуги и кожу острые тонкие наконечники прошивали насквозь, так что в одно мгновение четверо нападавших оказались убитыми, а еще трое ранеными. Лучники обратили свои луки против арбалетчиков в воротах.

Сэр Гийом, как оказалось, не раненый, а лишь сбитый с ног, ухитрился встать. Его щит был расколот, и он отбросил его, но тут раненый боец с быком на тунике приподнялся на колени и обхватил нормандца за пояс, силясь повалить снова. Сэр Гийом, держа меч обеими руками, обрушил тяжелую головку эфеса на шлем противника, однако тот и падая увлек его за собой.