Теперь он лежал на животе, вцепившись ладонями в бетон. Одна рука и одна нога уже свисали над бассейном. Одно движение, один поворот туловища — и он камнем упадет вниз. Попельский встал, снова оперся на перила и замер.

— Покажи мне эту капсулу, — прохрипел он. — Покажи, тогда я тебя убью, ты бешеная тварь.

Шалаховский откинул голову в сторону Попельский и раскрыл рот. Язык вложил между десной и щекой. Между трухлявыми пеньками зубов виднелась стеклянная капсула. Тогда комиссар ударил его в лицо, попав носком ботинка прямо в челюсть. Голова Шалаховского резко отклонилась, и из открытого рта вылетел сломанный зуб. Удар отбросил его на спину, и он оказался без всякой опоры. Грохнулся вниз, махнув в полете рукой Попельскому. Тот глянул вниз и увидел, как тело Шалаховского, распятое на боронах, дергается в конвульсиях, а из одного уха вытекает кровь.

Тяжело вздохнул и быстро сбежал по лестнице вышки и спустился по лесенке в бассейн. Шалаховский был уже мертв. Попельский вытащил из кармана ножик и вонзил острие в уста лежащему. Сплюнув от отвращения, засунул пальцы в заслюненную ротовую полость и вытащил из нее стеклянную капсулку. Снял очки и посмотрел на свет. Внутри был какой-то клочок бумаги. Раздавил ботинком стекло и вынул бумажку. Он оказался чистым.

III

Попельскому было хорошо знакомо горькое чувство утраты надежды. Впервые он испытал его десятилетним мальчиком, когда смотрел в глаза своим родственникам, умоляя повторить ему известие о гибели родителей, которых убили бандиты, которые нападали на поезда в украинских степях. Тетя повторяла ему слово за словом, а он напрасно искал в ее глазах веселые искорки. С каждым звуком из ее уст у него уменьшалась надежда, что сообщение о смерти родных — лишь неудачная шутка.

Прощался он с надеждой, сидя у одра своей жены, которая родила Риту и истекала кровью, что никак не утолялась, не густела и продолжала вытекать из ее тела. Надежда улетучивалась с каждой каплей, что увеличивала кровавое пятно на ее ночной рубашке.

Прощался с надеждой, когда два года назад, весной, Рита не вернулась домой, прогуляв школу. Тогда, грязный и небритый, он просиживал целые дни в забегаловках, а надежда исчезала с каждой рюмкой, каждым приступом рвоты, каждым укусом блохи на обтянутых тканью стульях, когда он засыпал сидя, опершись лбом на залитый водкой стол.

Потерял он ее и теперь, когда Шалаховский умер, не сказав ему, где Ежик.

Попельский сидел, не заботясь испачканной одеждой, на дне бассейна, опершись спиной на бетонную стену, и смотрел на мертвого Ирода, обломки разбитой ампулки, забрызганный кровью нотариальный акт. Услышал, что к бассейну кто-то приближается. Пожалуй, это полиция, подумал он, ее, видимо, вызвал Анджей Шалаховский.

И тогда почувствовал дуновение, что ворвалось в бассейн и затрепетал страницами документа. Это был обычный ветер, но комиссар воспринял его как дуновение надежды. Анджей, может, Анджей знает, где Ежик.

Шаги остановились на краю бассейна. Попельский посмотрел вверх и вокруг него распространилась живительная прохлада. Неподалеку действительно стоял Анджей Шалаховский, олицетворение надежд.

Парень смотрел на отца, распятого на боронах, и тихо плакал. Сел на краю бассейна, а потом сполз внутрь, не обращая на Попельского ни малейшего внимания. Согнулся рядом и обхватил ладонями его виски.

Попельский спокойно наблюдал за ним. Он уже чувствовал спокойную уверенность, что вскоре возьмет Ежика на руки и отнесет домой. Это ощущение даже приглушило глухое беспокойство о внуковых ручонках. Он блефовал, когда говорил, что поломал ему ручки, думал Попельский, глядя, как сын Шалаховского касается лбом дна бассейна. Он только хотел меня разозлить, чтобы я его убил.