Помощница француженки тоже была облачена в спортивную одежду, ее костюм был розовым с головы до пят, а надо лбом сорокалетней женщины красовался лиловый платок, выполнявший роль повязки, удерживающей на месте тяжелые локоны светло-русых волос.

— Почему же ты постоянно роняешь свои палки?

— Я не виновата, мадам, — произнося слово «мадам» с тяжелым русским акцентом, ответила Алена, — никак не могу к ним привыкнуть.

— Как это ты не можешь привыкнуть?! Мы с тобой с начала года ежедневно ходим на прогулки, а ты все никак не можешь привыкнуть?! Алена, возьми себя в руки, ты же женщина, тебе необходимо быть здоровой, иметь прямую осанку!

— Мадам, зачем мне это? Бросьте эти попытки выдать меня замуж. Я туда больше не пойду.

— Так! Что я опять слышу? А ну, забыла эти препирания и согнула руки на девяносто градусов, оттолкнулась и… раз, два, три! Шагаем! Шагаем, Алена!

Бодрая энтузиастка с седыми волосами перешла через узкую средневековую улицу и еще немного ускорила темп ходьбы. Помощница и до того едва поспевала за ней, теперь же и вовсе растеряла обе палки. Ругаясь и сетуя на неугомонную мадам, Алена собрала потерянное и уже просто держа палки в одной руке, нормальным шагом поспешила вслед за Вольф, благо та все равно не оборачивалась и не могла видеть, выполняет ее задания компаньонка или нет.

Алена всю дорогу неодобрительно прицокивала языком. Мадам Вольф удовлетворительно провела ночь. Молодые хозяева уступили высокой гостье свою спальню, а сами устроились в кабинете на диване. Алена, как и планировала, привычно провела ночь на кухне. В Париже компаньонка имела свою комнату, но здесь, во временно стесненных обстоятельствах, предпочитала как можно меньше обременять гостеприимных хозяев. Остановка в их доме была мерой вынужденной. Дань теплому знакомству мадам Вольф с матерью Беллы. Та, узнав, что Эрнестина переезжает в этот город, и что ремонт в ее собственной квартире еще не закончен, настояла на том, чтобы дорогая подруга остановилась у ее дочери. Это тем более было странно, что мадам является весьма состоятельным человеком, богатой вдовой и может позволить себе хоть всю жизнь провести в самой дорогой гостинице этого города. Но дружба — есть дружба. Мадам не смогла отказать подруге и приняла предложение разместиться в скромной трехкомнатной квартире.

Утром Алена унюхала тонкий пряный аромат, выскользнувший из спальни вслед за Эрнестиной. Это означало, мадам перед сном даже устроила себе минуту отдыха с каннабисом. Вольф редко пользовалась своей шкатулкой, лишь в те дни, когда чувствовала себя особенно одиноко или на нее накатывала тоска. Не удивительно, ведь в эту страну и в этот город ее буквально выпихнули из любимого Парижа. Словно в ссылку.

— Вот мы и пришли! — бодро сообщила Вольф, остановившись у красной деревянной двери по адресу Кауплемине тридцать один.

Женщина сняла кожаные перчатки со своих ухоженных, покрытых сетью мелких морщинок рук и взглянула на тяжело дышавшую, как после пробежки, помощницу.

— Алена! — покачала головой Вольф. — Разве красивые женщины так дышат? Ты распугаешь всех мужчин!

— Вот и хорошо, мадам, — уткнувшись внушительным локтем в древнюю стену, выдавила компаньонка.

Большая грудь женщины вздымалась с таким трудом, словно каждый вздох был равен поднятию тяжелейшей штанги с десятком блинов.

— Чем меньше их вокруг вас и меня, тем тише будет. Вам что сказали? Отдыхать. Вот и отдыхайте.

— Алена! Не тебе меня поучать. Я и отдыхаю. Но на отдыхе, мне никто не мешает избавиться от тебя.

Мадам Вольф погрозила пальчиком и, набрав код на замке, нырнула в подъезд.

— Даже не мечтайте, — хмыкнула помощница ей вдогонку и подмигнула толстому рыжему коту, наблюдавшему за незнакомками из-за стекла в окне первого этажа.