— А второе?

— Надо вбить клин между социалистами, которые замахиваются на святое — на самодержавный строй в России, и пролетариями. Этих прежде всего волнует экономическая сторона. Накорми досыта рабочих и крестьян, поддержи их требования по охране труда, сократи рабочий день, и революционеры останутся в одиночестве, без поддержки масс.

— А вы не пробовали вербовать или подкупать социалистов, вышедших из среды интеллигенции? — спросил хранивший до этого момента молчание Плеве.

— Чем интеллигентней человек, тем труднее с ним работать. А что делать, скажите, с людьми творческих профессий? Ведь порой, как поэт Бальмонт, напрямую призывают пролетариат к оружию. Теперь вообще стало поветрием, стадным инстинктом, гнусить по поводу «затхлой обстановки в обществе», вздыхать о якобы бесправных трудящихся.

Сипягин согласно кивнул:

— Да, такие, как Максим Горький, откровенно воспевают деклассированную рвань, которая якобы тоже задыхается «в душной атмосфере самодержавия». Хотя отлично знают, что подонки и уголовники будут существовать во все времена.

— И еще громадные гонорары получают за писанину, — поддакнул Ратаев.

Сипягин вопросительно посмотрел на Зубатова:

— И что конкретно вы намерены предпринять?

— Надо резко увеличить ассигнования на работу охранных отделений!

— Асси-гно-ва-ния! — протянул Плеве. — Каждый год в смету охранных отделений закладываются большие деньги, но агенты ваши слишком быстро идут в расход, ибо их разоблачают революционные товарищи. Только что в Тифлисе революционно настроенные рабочие расправились с двумя своими коллегами, осведомлявшими полицию, подобное произошло в Москве, Баку, Екатеринбурге, Саратове…

Сипягин согласно кивнул:

— Я тоже знаком с печальным списком разоблаченных агентов — он велик. Редко кто год-два осведомляет, а потом неизбежно следует провал: преступники получают достаточно фактов, чтобы высчитать агента. Стоит ли в них много вкладывать?

Зубатов рассмеялся:

— Вы, Дмитрий Сергеевич, и мой пример могли бы привести, я был быстро разоблачен. А знаете почему? Потому что наши следователи, желая добиться полного признания вины, выкладывают арестованным такие сведения, которые сдирают маску с агентов. Да, да, полицейские чины по скудоумию и неосторожности сами разоблачают секретных агентов. — И задушевным тоном продолжил: — Я учу подчиненных: вы должны смотреть на секретного сотрудника, как на любимую женщину, с которой находитесь в тайной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный шаг, и вы ее опозорите.

Ратаев поддержал:

— Именно так! Надо вербовать (или засылать) в революционные партии и кружки как можно больше секретных агентов и работать с ними с возможной осторожностью. Идеальный сотрудник — находящийся возле руководителей революционных партий, в полной мере владеющий их замыслами, но сам не входящий в это руководство.

— А почему не входящий в руководство? — спросил Плеве у Зубатова.

— Потому что мы в принципе против провокаций, а руководителю этого не избежать. Получится, что наш сотрудник назначает террористический акт, а мы арестуем исполнителей. Они, как чаще всего случается, все на следствии выкладывают и показывают на сотрудника. Что мы должны делать? Его, чтобы он не был разоблачен партией, тоже бросать за решетку? Нет, наш человек должен быть рядом, но не должен принимать решений и отдавать приказы.