Филеры дружно загудели:

— Обязательно, Евстратий Павлович! За науку вашу весьма обязаны и потому по службе усердствуем.

Медников продолжил:

— Я вас так не учил — бросать фигуранта. Он в магазин — и ты за ним, он в служебный коридор — и ты туда же, он в сортир — и ты садись рядом, кряхти. Может, в магазине за дверями у него важная встреча, может, он динамит кому передал? А ты в торговом зале окусываешься и ворон считаешь. Ты понял, Волчок? Да гляди мне, засранец, в глаза, я с тобой разговариваю, а не с памятником Минину и Пожарскому. Ты старший группы, ты и отвечаешь.

Волчок покорно глядел в лицо начальника. Тот продолжал:

— К наблюдаемым не приближайся, разговоров их не подслушивай, дабы не провалить наблюдение. Коли следуешь пешком, так смешайся с толпой, а лучше того — следуй по другой стороне улицы. В вагон конки вспрыгнул, стой на площадке у дверей, а внутрь не лезь, издали осуществляй визуальный контроль. Поняли?

— Так точно, Евстратий Павлович! — кивали головой филеры.

— Скажи-ка, Волчок, если фигурант зашел, скажем, в трактир или ресторан, ты что будешь делать?

Филер резво поднялся со стула и отчеканил:

— Останусь, значит, на улице и буду наблюдать за выходом!

— А если у фигуранта встреча за графином водки с подельником-террористом?

— Зайду внутрь и займу место поодаль от наблюдаемого. — Улыбнулся. — Но это только в том случае, ежели вы, Евстратий Павлович, приказали кассе выдать мне деньжат на трактир. Но вы экономию теперь наблюдаете!

Филеры дружно раскатились смехом. Медников отмахнулся:

— Ну, шастать по трактирам вы мастаки. Волков, тебя, как старшего, для начала штрафую на трешник, а другой раз накажу крепче. — Задумчиво оглядел соратников. — Жаль, мы никогда не узнаем, как Толстый от прослежки соскочил. Я-то посрамил бы вас, ибо уверен: Толстый вернулся из служебного коридора обратно в магазин, может, шляпу или пиджак другой надел, очки на нос нацепил, то есть сделал маскарад, а ты, Волчок, лопухнулся. Понял?

Волчок упорствовал:

— Маскарада не было, я всех выходивших по ботинкам проверял, у Толстого светлый нос на коричневом штиблете. Трешник напрасно реквизировали…

Медников успокоил:

— Если, Геннадий Иванович, докажешь, что Толстый на небо вознесся или под землю провалился, трешник верну.

Необычный ученик

В этот момент дверь приотворилась, и в кабинет вошел Зубатов, начальник Московского охранного отделения. Медников крикнул:

— Встать!

Филеры, поднимаясь, задвигали тяжелыми стульями по натертому до зеркального блеска паркету.

Зубатов совершенно не был похож на военного человека. Все в нем было скромно, неброско: среднего роста, небольшая бородка на умном, интеллигентном лице, гладко зачесанные назад каштановые волосы, серые смеющиеся глаза, чаще всего спрятанные за дымчатыми очками. Попав однажды в ряды полицейских, Зубатов сразу же выделился неуемной энергией и исключительными способностями. Сделал карьеру, стал начальником Московского охранного отделения. И тут Зубатов развернулся вовсю. Он ввел фотографирование всех арестантов, первым в России стал применять дактилоскопию, разработал и привел в систему наружное наблюдение и вообще поднял технику раскрытия преступлений на небывалую до того высоту.