Но чтобы преступная лавочка развернула свою деятельность в самом сердце непорочного “Мосфильма”! Это было слишком даже для увенчанного лаврами режиссера.
– Если вы не доверяете нам, – с нажимом произнес Братны.
– Я доверяю, доверяю, – тихо сказала старушка.
– Если вы не доверяете нам, воспользуйтесь услугами независимых экспертов.
Словосочетание “независимый эксперт” ввергло пожилую женщину в ступор.
– Я согласна, – наконец сказала она. – Но деньги мне выдадут?
Братны с торжеством посмотрел на меня. Я проиграла. Черт возьми, я проиграла, сейчас сапфир уплывет в бескрайний океан реквизита фильма “Забыть Монтсеррат” и будет мирно покачиваться на волнах рядом с немецким золотоголовым “Паркером”. Сам “Паркер” уже торчал в кармане пиджака Братны. Что и требовалось доказать.
– Конечно, конечно. Муза, проводи женщину.
Инфанточка подхватила мою неожиданную подопечную, и они продефилировали мимо меня.
"Съела, стерва?” – сказали мне глаза Братны, чуть затуманившиеся от неожиданно легкой победы.
"Ты скотина, типичный пальмовый вор”, – сказали Братны мои собственные глаза, чуть затуманившиеся от неожиданно легкого поражения.
– Вас я тоже не задерживаю.
– Жаль. А я хотела предложить вам кое-какие ценности. – Я не могла уйти просто так.
Никто не может уйти от тебя просто так, Анджей Братны, и ты знаешь это! Сукин сын, пряничный рождественский разбойник, сахарная голова, до чего же ты хорош! Я поймала себя на мысли, что весь мой праведный гнев куда-то улетучился. На Братны положительно нельзя было сердиться. Ему сошло бы с рук даже ограбление ризницы Московской Патриархии. В его бледных польских скулах не было никакой цыганщины, но я почти уверилась в том, что он может загипнотизировать кого угодно. Загипнотизировать и таскать за собой на коротком поводке, лишь изредка отпуская на свидание с родными. Интересно, сколько таких поводков у него в руках?..
– Вот как? Рубиновый гарнитур императрицы Александры Федоровны?
– Не совсем. Пара картин, только и всего.
– Рубенс? Левитан? Томас Гейнсборо?
– Нет. Современный художник. Братны закинул руки за голову.
– Угу… Федор! – Братны выдернул из толпы Бубякина, очевидно, отвечающего за современное изобразительное искусство:
– Ты привел?
– Кого? – трусливо спросил дядя Федор.
– Эту женщину. Как она здесь оказалась?
– Впервые вижу. – Глаза дяди Федора умоляюще округлились, ему не хотелось попадать в немилость к кинематографическому царьку из-за такой случайной дряни, как я. – Вы как сюда попали, голубушка?
– Прочла объявление в газете, – пожалела я Федора, вспомнив о том, что говорила мне старушка.
– Ладно, показывайте ваши полотна, – снизошел наконец Братны, – только живенько, и закончим на сегодня.
– Вот и отлично, – с подъемом ответила я, – значит, я буду последней, кого вы попытаетесь объегорить.
– Радостное совпадение наших желаний. Только отойдем в сторону, чтобы не мешать группе подготовиться к пробам.
Мы с Братны направились в тот самый райский уголок, где он обставил немца. Стараясь не смотреть на пасхальные яйца псевдо-Фаберже, прикорнувшие среди других экспонатов, я распаковала планшет и вынула своего “Шекспира”.
– Здесь не очень хорошее освещение, – заметила я, извиняясь.
– Ничего, я соображу, что к чему. Несколько минут Братны задумчиво рассматривал каныгинскую картину – – Кто автор?
– Один молодой человек. |