– Я – пас, – так же тихо сказал Келли. – Мне за город, так что компании я вам не составлю. Останусь здесь. Кому-то же надо приглядеть за людьми, пока они проспятся.

– А ты, Ева?

– Подожди меня, я сейчас…

…Всю дорогу Антоша ныл о дороговизне запчастей, о скотстве гаишников, о наглости братвы на “бээмвушках” и навороченных джипах. Кроме того, мы прихватили целый выводок опоздавших на метро растяп – “подкалымить – святое дело для несчастного автолюбителя, ты же не будешь возражать, мать?”.

Я не возражала и потому добралась домой только после трех часов ночи: так поздно я еще никогда не возвращалась. Некоторое время я постояла на лестничной клетке в предчувствии скандала: мнительный Серьга может обвинить меня в чем угодно (проституции, нимфомании, грязной случке с водителем потасканного “Запорожца”, наплевательском отношении к слепому инвалиду и прочих смертных грехах). И никакими оправданиями насчет первого съемочного дня я не отделаюсь. Набрав побольше воздуху в легкие (он еще понадобится для беспрерывных оправданий в стиле одесского Привоза), я толкнула дверь.

Самым удивительным было то, что никто не встречал меня.

Это было нарушением нами же придуманных правил, и мне это не понравилось. Снимая ботинки, я прислушалась к звукам в квартире.

Серьга с кем-то разговаривал.

Если это очередные варяги с воровскими замашками, потенциальные кандидаты на оставшееся у нас ценное барахло, – я просто не выдержу…

Но то, что я увидела в нашей маленькой комнатушке, поразило меня. С тех пор, как сегодня утром я покинула ее, она волшебным образом преобразилась. Теперь это было не затрапезное прибежище отверженных, а филиал маленькой независимой радиостанции: несколько тяжелых катушечных магнитофонов и записывающая аппаратура более мелкого калибра, катушки с пленкой, какие-то пудовые справочники, сваленные в одну большую кучу прямо на вытертый ковер; большие, небрежно разлинованные амбарные книги.

Серьга с кем-то доверительно ворковал по телефону. Телефон тоже был новехонький – черный “Панасоник”, – о таком Серьга даже мечтать не мог.

– Серьга!..

Не отрываясь от трубки, Серьга приложил палец к губам: тише, не мешай, ты же видишь, я занят… Я уже успела принять ванну, а Серьга все еще разговаривал по телефону. Наконец он положил трубку.

– Прикури мне сигарету, – переводя дух, сказал он.

– Ты же бросил курить…

– Ты же знаешь, что никто и никогда не бросает курить по-настоящему.

Я выбила из пачки две сигареты, и мы с Серьгой закурили.

– Что здесь происходит? Откуда эта аппаратура?

– Как раз сегодня днем смонтировали… Я же говорил, Гошка пристроил меня на работу.

– Секс по телефону?

– Что-то вроде того. Эти несостоявшиеся самоубийцы так тебе мозги оттрахают, что не обрадуешься…

– Самоубийцы?

– Ты совсем заработалась. Я же говорил тебе о кризисном центре, о телефоне доверия для смертничков… Пока ты со своим режиссером развлекалась, они меня поднатаскали, протестировали, провели показательные стрельбы, сказали, что я – парадоксальная акцентуированная личность со склонностью к нестандартным психологическим ходам. С аппаратуркой обращаться научили. А сегодня благословили на подвиги во имя жизни.

– Прости, прости меня… Из головы вон.

– Я знал, что тебе на меня наплевать, – затянул свою извечную волынку Серьга.

– И как? Уже появились клиенты?

– А то! Такие истории рассказывают – кровь в жилах стынет.