|
Спустя секунду я уловила на себе чей-то пристальный трезвый взгляд. На полу, на скатанном в кольцо кабеле, сунув руки под мышки и скрестив ноги по-турецки, сидел осветитель Келли. Пожалуй, он не так молод, как кажется на первый взгляд, ему не меньше тридцати трех – тридцати пяти, подумала я. Обычно бледное и маловыразительное лицо Келли выражало крайнюю степень удовлетворения: плотно надвинув наушники плейера, он что-то слушал. У меня была отличная память на лица, но вот Келли я бы не узнала на улице. Должно быть, ему не очень-то везет с женщинами, бедняжке.
– Что слушаете? – спросила я только для того, чтобы что-то спросить. Келли снял наушники и мечтательно улыбнулся: – Фрэнк Синатра. “Лунная река”. Вам нравится Фрэнк Синатра? – Да. – Я знала лишь одну песню Синатры – “Нью-Йорк, Нью-Йорк”, да и то слышала ее только в исполнении Лайзы Минелли. Но не огорчать же добродушного кроткого осветителя… – Хотите арахиса? Не дожидаясь ответа, он вынул из кармана комбинезона пакетик с орешками и протянул его мне. – Вы выглядите трезвым, – сказала я. – Вы тоже. Я вообще не пью. У меня язва. – Мы с вами – единственные трезвые люди в этом бардаке, – подвела итог я. – Нужно здесь убраться. Вы не поможете мне? – Да, конечно. Келли поднялся, вынул кассету из плейера и направился с ней к магнитофону куда-то исчезнувшего вместе с Музой композитора Богомила Стоянова. И сейчас же все пространство павильона наполнилось глуховатым непрофессиональным и обворожительным голосом Фрэнка Синатры. Жаль, что я не слышала этого голоса раньше… – Вы не возражаете? – запоздало спросил Келли, собирая пустые бутылки со столов. – Нет, конечно же, нет. – Многим это не нравится, многие считают его устаревшим, многие предпочитают ничего не помнить. – В голосе Келли вдруг послышалась скрытая угроза. – Я не знаю, как это может не нравиться. – Я была почти искренней. Вдвоем мы убрали павильон за полчаса. Разговаривать было совершенно не о чем, хотя мне и понравился Келли: тишайший интеллигент, любитель йогуртов и молочного рисового супа, сканвордов на последней странице иллюстрированных журналов и мемуаров Талейрана – мечта любой библиотекарши без претензий. – Вы давно работаете на “Мосфильме”? – спросила я, потому что молчать было глупо. – Не очень. – Он был немногословен. – Вам нравится кино? – Боже мой, какие глупости я говорю! – Похоже, что это смысл моей жизни, – равнодушно сказал Келли. – Почему вас так странно зовут – Келли? – Это старая история. Такая старая, что я ее даже не помню… Определенно, мне что-то напоминала эта кличка, это короткое американизированное имя, но вот что – этого я вспомнить не могла… Нашу милую беседу прервал невесть откуда появившийся второй оператор, белобрысый Антоша Кузьмин. – Что я вижу! Мужчина и женщина, почти Клод Лелюш, – и такая проза! Убирают бутылки! Дайте заработать несчастным уборщицам! Я домой собираюсь, могу подбросить. У Кузьмина был раздолбанный старый “москвичек” по кличке “козлоид”. Не проходило и дня, чтобы от “козлоида” не отваливалась какая-либо существенная деталь – от генератора до выхлопной трубы. За рулем “козлоида” Антоша был похож на камикадзе, он постоянно влипал в ДТП, и его допотопную колымагу ненавидели все гаишники Москвы. Из последней серьезной передряги его вытащил все тот же местный оперуполномоченный божок Братны. |
