— Ну как, сыне, не уснул еще? Можа, домой пойдем?

Аким с треском захлопнул рот, потому как вопрос отца пришелся на момент особенно длинного и сладкого зевка, и испуганно замотал головой.

— Нет, тятя, и совсем спать ни капельки не хочется.

— Ну смотри… — усмехнулся отец.

И тут толпа взволновалась, гомон, все это время висевший над ней, внезапно стал громче, а кое-где послышались крики:

— Выходит, выходит!

И сон с Акима моментом слетел. Он заерзал на крепких плечах Петруши, вытянул шею и… увидел! Патриарх Иов стоял на ступенях храма и осенял собравшуюся толпу крестным знамением. Аким почувствовал, как его сердце отчаянно забилось. Вот патриарх развернулся в его сторону и… осенил и его, Акима! Сын кузнеца счастливо вздохнул. Сподобился!.. Но в следующее мгновение ему стало не до патриарха. Потому что следом за Иовом, степенно сошедшим со ступеней и двинувшимся сквозь толпу к Фроловским воротам Кремля, Аким увидел царевича. Возможно, да скорее всего, там был и сам царь, но Аким в данный момент никого другого не видел. Только царевича. Поскольку после того случая на Соборной площади неосознанно считал его кем-то близким и даже для него, Акима, более важным, чем сам царь. Хотя спроси его кто — почему? — мальчик бы затруднился с ответом. Ну чуялось ему так, и все. Мало ли на свете случаев, когда мы поступаем вроде как абсолютно иррационально — в любви, дружбе, уважении. И попробуйте сказать, что в этих случаях мы ошибаемся чаще, чем тогда, когда проявляем строгий и сухой рационализм…

Царевич, одетый в нарядный кафтан и красные сафьяновые сапоги, гордо шел меж двух рынд. Аким дернулся, рефлекторно махнув царевичу, будто старому приятелю, ну вроде как тому же Митрохе, но затем испуганно опустил руку. Тоже мне тютя, нашел кому махать! Как бы руки не поотрубали… Кто ты и кто царевич? А все ночь бессонная виновата, совсем голова дурная… Он бы так и ругал себя, если бы вдруг не произошло чудо. Его испуганный взгляд внезапно встретился с взглядом царевича, который все так же гордо и торжественно шествовал за патриархом, и царевич… улыбнулся. И, вот те крест, даже едва заметно шевельнул рукой, будто приветствуя Акима, как… ну как доброго приятеля. От изумления Аким ажно рот разинул. Да так и просидел с разинутым ртом до того момента, как Петруша не снял его со своей шеи.

— Ну как, видел патриарха-то? — спросил его отец, когда Аким вновь утвердился на земле собственными ногами.

Аким захлопнул рот, сглотнул и, решив, что ничего отцу говорить не будет, да и сам не веря до конца, что все виденное ему не приблазнилось, кивнул:

— Да, тятя, видел…

Так закончилась эта ночь.

Следующая неделя прошла обыкновенно. И Аким уже начал думать, что все, что случилось в ночь праздника Вознесения Господня, ему точно примнилось, но затем произошел случай, навсегда изменивший как его собственную судьбу, так и судьбу всех мальчишек его ватаги.

Этот день даже начался необычно. Аким натаскал воды в кузню, разжег горн и разобрал комки крицы, которые отец как раз вчерась прикупил у купца, торгующего завозным железом, и уже совсем было приготовился пристроиться в уголке, откуда всегда наблюдал за тем, как работает отец, как вдруг тот поманил его к себе.

— Ну что, сынок, — заговорил он, усмехаясь в бороду, — а не пора тебе приучаться к ремеслу по-настоящему?

Аким замер. Неужто? Неужто ему дадут в руки молот?! Неужто позволят дотронуться им до заготовки?!! Неужто он наконец сможет подобно отцу прикоснуться к раскаленному металлу?!!

— А ну-тко, иди сюда, — позвал его отец.

Аким сглотнул и сделал шаг вперед. Отец осторожно взял его за плечи, поставил перед собой, прямо у горна, ухватил клещами крицу и, опустив ее на угли, повернул рукояти клещей к Акиму.