— Подожди, не здесь, я сам с ним потолкую… Ты давай, веди, не отвлекайся… А там и я подойду…

— Так, кого вести? Где она? Где эта коза?!

Вот, нашел!

— Ирочка, какая вы красивая, умная, можно я вас поцелую?

Но вдруг симпатичное женское лицо превратилось в улыбающуюся рожу Царькова, в которую и пришелся страстный поцелуй.

— Семен Михайлович, мы с вами на брудершафт не пили! — возмутился директор «Точмаша», брезгливо вытирая губы.

— Подумаешь! Значит, выпьем!

— Полковник Ивакин распорядился дать салют, прошу всех к окну! — торжественно объявил комендант полигона.

— Салют, салют, как интересно! — Ирочка захлопала в ладоши.

Все сгрудились у огромного панорамного окна. Забыв про осторожность, Семаго протолкался вперед, встал за Ирочкой, взялся за талию и положил подбородок на мягкое плечо, погрузившись в аромат пряных духов. Она не возражала, зато стоящий сзади мужичок толкал его в спину и приговаривал:

— Как вы себя ведете? Отойдите! Это депутат Государственной думы, лицо неприкосновенное!

— Сейчас в торец дам! — пригрозил Семаго, но отрываться от горячего женского тела не хотелось, и он решил ненадолго отложить обещание.

За окном смеркалось, и почти ничего не было видно. Но вдруг сверху полетели разноцветные светлячки — зеленые, белые, красные…

«Трассеры!» — понял отставной майор.

Светящиеся очереди прошили сумрак, четко очертив систему координат.

Одни неслись вдаль, постепенно теряя инерцию и падая по длинной пологой траектории, другие прямыми струями проносились мимо, сверху вниз, с неслышным шипением врезаясь в далекие студеные волны. Спасительная тьма оказалась сдернутой с панорамного окна, как темный платок с клетки тревожной и чуткой птицы. Семаго ощутил себя висящим на огромной высоте посередине бескрайного пространства, ужас пробился даже сквозь спасительную пелену опьянения. Он рванулся назад, желудок сжался в спазме, и с клокочущим вскриком напуганной птицы его вырвало — фонтаном, на стоящих вокруг людей.

— Больше всех этому досталось, секретарю комитета, он как раз сзади стоял, — давился смехом Гуляев. — Ну, и коменданту, он рядом с ним терся… Немного на Царькова попало, хорошо, я далеко был…

— Целый день ничего не ел, — хмуро оправдывался Семаго.

Занимался тусклый рассвет, с неба сыпалась колючая снежная крупа. Они стояли на пронизывающем ветру у своего домика, дожидаясь «Уазика», который отвезет на аэродром. Семаго еле держался на ногах. Хотелось лечь у себя дома, запереться и никого никогда не видеть. А вместо этого предстояло лететь вместе со всеми участниками вчерашней истории. Хоть опять напивайся… Так не полезет…

— Ирина… бедная… все осматривалась… думала — ты ее сзади заблевал… Платье-то… наверняка… дорогое…

— Чего ты ржешь? Что смешного? С каждым может случиться!

Гуляев скорчился, держась за живот.

— Ну, представь себе… солидная женщина, депутат… — с трудом выговаривал он. — К ней кавалер с ухаживаниями… вроде тоже не зеленый лейтенантик… приглашает на рандеву… она уже согласилась… А он всех заблевал… И ее в том числе…

Гуляев нечленораздельно завыл.

— Жалко, ты ничего не помнишь, тоже бы посмеялся…

— Чего я не помню? — зло сказал Семаго. — Как ты государственные секреты особой важности выбалтывал? Все прекрасно помню! И это не смешно, это другим пахнет!

— Какие еще секреты? — Главный конструктор перестал смеяться.