|
По бокам два вертухая с тяжелыми резиновыми дубинками. Если попробуешь выпрямиться — палки тут же влипнут в спину, да так, что полчаса не сможешь подняться. Перед глазами обшарпанный, но чистый пол, за восемь лет я изучил каждую трещинку, каждое пятно. Стены я знаю хуже, да и то не выше, чем на метр, а потолка и вообще никогда не видел. Так же, как лиц вертухаев. Но справа идет Блаватский: его стоптанные берцы я хорошо знаю — левый каблук у него почему-то с наружной стороны сильнее снашивается, и правый носок ободран сильно — как ни мажет ваксой, все равно видно. Уже восемь лет так ходит. И чего он их не меняет? Ведь обмундирование должны выдавать бесплатно, берцы — раз в четыре года. Хотя мало ли, что должны… Может, не выдают, а скорей всего, он компенсацию получает: деньги нужней…
— Дежурный наряд ведет пожизненно осужденных на прогулку! — грубо докладывает второй вертухай, я его не узнаю — ни по обувке, ни по голосу. — Прошу открыть выход из корпуса! — Выход из корпуса открываю, — отзывается второй голос — точно такой же. Подбирают они их по голосам, или от работы такие голоса вырабатываются? Снова лязгают замки — один, второй… Повеяло свежим воздухом. Выползаем на свет божий — в пятиметровый решетчатый коридор, ведущий к прогулочному дворику. Как в цирке. От притока кислорода сразу закружилась голова. — Гля, гля, вот они, суки! — раздается справа противный, сявистый, голос. — Первый — гадюка, баб и детей пришил без счета, а второй еще хуже — генерал из главного штаба! Секреты наши пиндосам сдавал за доллары! Из-за него мы Америке гонку вооружений просрали… Голос принадлежит Дуле — «пернатому», «гребню», «петуху», короче, проткнутому пидору. В обслуге таких большинство: кто из правильных арестантов согласится ехать из путевой зоны в особую, парашу за пожизненниками выносить, полы драить, печи топить? Нам ведь никакой работы не доверяют — не положено по режиму. Это Дуля и ему подобные отдраили пол в коридоре, а сейчас понесут нашу парашу. Зато от грехов собственных из своих зон оторвались, да и отношение к ним тут другое, потому что все их кражи, разбои да драки меркнут в сравнении с криминальным прошлым пожизненников… Они тут как проштрафившиеся пионеры в колонии для малолетних преступников: по головке гладят, только что шоколадок не дают… — Смотри, смотри, Паркет, когда еще увидишь, как генерала раком ведут! — регочет Дуля. Интересное дело: всю военную службу я стремился к генеральскому званию, к лампасам, к почтительному обращению «товарищ генерал»… Не дождался, даже по ошибке никто генералом не назвал — в армии так не ошибаются, это не майора с полковником перепутать… А тут какой-то «петух» из хозобслуги мне это звание в один момент присвоил, и должность в Генеральном штабе выделил, и еще своими омлетообразными мозгами с гонкой вооружений увязал, о которой только по радио слышал. А ведь он более порядочный гражданин, чем я! Точнее, „менее общественно-опасный“, но это в принципе одно и то же… Ему и позволяется больше: ходит ровно, без наручников, по всей территории свободно; разговаривать можно, шутки шутить с друзьями… — Как тигра на арену, еще кнутом наподдать под жопу! — от души веселился «петух». Кого это он, интересно, надрачивает? Я чуть заметно поворачиваю голову, до боли скашиваю глаза… Их трое, присели на корточки, чтобы лучше нас рассмотреть, поэтому и их видно. По одну сторону от Дули — Костыль, тоже «петух»… По другую — какой-то незнакомый шкет, на вид не больше двадцати-двадцати двух, видимо, прибыл совсем недавно. В хорошую компанию ты попал, приятель! Теперь все понятно: Дуля выделывается перед новеньким, изображает из себя крутого патриота, который и на воле генералов строил, как хотел… В путевой зоне такого быть не может: там новичку сразу объясняют, кто есть кто, а петухи из-под шконок не вылазят… Только здесь все шиворот-навыворот — каждый сам за себя да против пожизненников. |
