– А обед?

– Сию минуту.

– Мы поедим во внутренних комнатах. А завтра устроим обед в зале, пусть люди повидают меня. Передай всем – общий обед будет завтра. А сегодня вечером я не желаю, чтобы меня беспокоили.

Одна из служанок вышла вперед и присела в реверансе:

– Позвольте показать вам комнату, миссис Кэри.

Отец кивнул, и я последовала за ней. Мы прошли сквозь широкие двери, свернули налево, в узкий коридор. Каменная винтовая лестница ведет в хорошенькую комнату, где стоит кровать с бледно‑голубым пологом. Окно выходит на ров с водой, дальше открывается вид на парк. Другая дверь – в небольшую галерею с каменным камином, любимую комнату моей матери.

– Умыться хотите? – грубовато спросила служанка, показывая на кувшин, полный холодной воды. – Могу горячей принести.

Я содрала с рук перчатки для верховой езды, протянула ей. Вспомнилась неизменно угодливая прислуга во дворце Эльтам.

– Подай горячей воды и проследи, чтобы сюда принесли мою одежду. Хочу сменить платье.

Она поклонилась и вышла, бормоча себе под нос, чтобы не забыть: «Горячая вода. Одежда».

Я подошла к окну, встала на колени на низкую скамью, выглянула наружу сквозь мелкие стекла в свинцовом переплете.

Весь день я пыталась не думать ни о Генрихе, ни об оставленном дворе, но сейчас, в этом убогом доме, я поняла – потеряна не только любовь короля, потеряна и ставшая уже необходимой роскошь. Я не желала быть мисс Болейн из Гевера. Не желала быть дочерью владельца малюсенького замка в Кенте, когда мне совсем недавно покровительствовал сам король Англии. Далеко я ушла от Гевера, и мне ни к чему возвращаться назад.

Отец остался только на три дня, срок достаточный, чтобы повидать управляющего и тех арендаторов, кто особенно настойчиво добивался встречи с ним, разрешить спор о межевом столбе, отправить любимую кобылу к жеребцу – теперь он был готов к отъезду. Должно быть, провожая его на подъемном мосту, я выглядела очень несчастной, если он заметил это, даже вскакивая в седло.

– Ну, что случилось? Соскучилась без придворной жизни?

– Да, – ответила я коротко, не стоит объяснять отцу, что скучаю я не только по двору, больше всего – невыносимо – мне не хватает Генриха.

– Некого винить, кроме себя, – грубовато отозвался он. – Надеюсь, Анна с Георгом смогут все исправить. Если не выйдет, даже не знаю, что с тобой станет. Может, уговорим Кэри принять тебя обратно? Будем надеяться, он тебя простит.

На моем лице отразился ужас, а отец захохотал. Я придвинулась ближе и схватила его за руку в перчатке, небрежно держащую поводья.

– Если король обо мне спросит, скажете, я очень сожалею, если оскорбила его?

Он покачал головой:

– Давай уж следовать совету Анны. Похоже, она понимает, как с ним управляться. А ты будешь делать, что тебе скажут, Мария. Один раз все испортила, теперь изволь слушаться.

– Почему Анна должна решать, что мне делать? – возразила я. – Почему важно только ее мнение?

Отец высвободил руку.

– У нее есть голова на плечах, она знает себе цену. А ты – ты ведешь себя как четырнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в первый раз.

– Но я и есть четырнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в первый раз!

– Вот именно, – отрезал он безо всякого снисхождения. – Поэтому мы и прислушиваемся к Анне.

Он даже не дал себе труда попрощаться. Повернул лошадь и поскакал по мосту дальше к воротам.

Подняла руку, чтобы помахать, если он обернется, но он не обернулся. Ускакал, прямо держась в седле, глядя вперед.