Следует отметить, что, прежде чем мы сможем приступить к криоконсервации, смерть пациента должна быть зарегистрирована по существующим медицинским и юридическим правилам. К сожалению, это означает…

Последние слова пропали. Но я и не читая догадывался, что это означает. Сложив бумагу, я спрятал ее взадний карман, проглотил остаток «Семи Блаженств» и достал бумажник. Бармен меня остановил.

— У вашего друга есть счет, — сказал он.

Будь это в моей власти, в этот самый момент вошел бы мой друг Такэси. Он бы подсел ко мне, а я бы не сразу заметил. Я бы показал ему обрывки брошюр «Общества Феникса», а он бы рассказал, что нарыл в отеле «Шарм». Мы бы поели досыта, выпили допьяна, семижды семь умножая лики блаженства у стойки бара и изумляясь всей этой безумной истории. И лишь когда мы, шатаясь, выбрались бы из Голден-Гай, я бы повернулся к нему и спросил в упор, почему он в тот раз говорил, будто Сара и я созданы друг для друга.

Но это не в моей власти.

Такэси не вошел в этот момент. И в следующий, и потом. Я заказал еще два раза по «Семь Ликов» и выпил один, а второй оставил нетронутым на стойке. Тот же самый кот, что и в прошлый раз, сидел на своей жердочке и поглядывал на все происходящее.

— Вы близко знакомы с Такэси? — спросил я бармена.

— Довольно близко, — ответил он так, будто давно ожидал этого вопроса.

— Он ведь не такой человек, чтобы сбежать, задолжав кому-то деньги?

— Нет. Не думаю. Я бы сказал — он категорически не такой человек.

Я вынужден был согласиться. В соседней кабинке кто-то закончил свой рассказ взрывом ругательств, и слушатели расхохотались. Потом снова наступила тишина.

— Это вы обратились в полицию, верно? Вы меня опознали?

Бармен кивнул:

— Извините, что пришлось вовлечь полицейских. Но я волнуюсь за господина Такэси Исикаву. Он хороший человек. И единственный мой постоянный клиент. Вот уже много лет — единственный.

Мне стало еще хуже, и даже «Семь Ликов Блаженства» не помогли. Народ потихоньку расходился из Голден-Гай. Я глянул, что там делает кот, — а он тоже ушел. Последние глотки я растягивал, убеждая себя, что инспектор Арадзиро мог найти Такэси. Я придумывал немыслимые ситуации, даже внушал себе, что токийские полицейские свое дело знают. Я пытался уговорить себя: сейчас, сию минуту, инспектора обрабатывают Такэси. Может, лично «ОВОЛиП» среди них. Или Такэси сидит в пентхаузе в Эбису и его жена, министерство финансов, последними словами ругает его за то, что сбежал от долгов. Однако с тем же успехом я мог бы пожелать, чтобы Ночной Портье не умер в моем номере, чтобы я не взялся за статью о пси, чтобы я не позвонил Такэси, не наткнулся на «Мощный аккорд Японии». Столько всего — раз начав переделывать прошлое, на чем бы я остановился?

— Значит, вы с Такэси — друзья?

— Он мне нравится, — ответил бармен. — Редкий человек.

— Мне он тоже нравился, — тихо отозвался я.

Лунообразное лицо бармена чуть заметно дрогнуло. Такой парень должен был обратить внимание и на грамматическую поправку и на ее смысл. Я снова полез за деньгами.

— Счет… — начал было он.

— Прошу вас. Я уплачу.

Он пристально поглядел на меня, и я ответил ему таким же пристальным взглядом, а сам выкладывал купюру за купюрой все содержимое бумажника. Форму лица бармен поменять не мог, но веки его отяжелели. Когда пачка денег почти сравнялась высотой с рюмкой, бармен запротестовал, но я жестом остановил его.