Серега хоть и позвонил некстати, но очень даже вовремя. Иначе, не известно, сколько бы он еще вот так вот стоял. Море — его пропасть, от края которой он сейчас удалялся. Да и пора было возвращаться.

— Вообще-то, я к тебе с просьбой, — отозвался Сергей. — Подруга жены хочет, чтобы ты написал портрет ее драгоценного супруга. Хочет преподнести ему тот на день рождения.

— И ее устроит рисунок в карандаше?

Артур запахнул куртку как следует в попытке согреться. Ледяные порывы ветра проникали под мокрую водолазку, морозя кожу, а вместе с ней и душу.

— Ну… — замялся Сергей на том проводе. — Она, конечно, хотела акварельный. Но я объяснил ей, что акварелью никто не напишет так хорошо, как ты можешь сделать это в карандаше. Кстати, дамочка очень даже платежеспособная. Знаю твою щепетильность в этих вопросах, знаю, — поспешил добавить Сергей. — А потому я сам назначил цену, — и назвал сумму, вдвое превышающую стандартную плату за портрет.

— Нехило… — Артур миновал набережную и свернул в узкий переулок. — И когда она придет? Ты же и о времени договорился, как понимаю, — усмехнулся.

— А то! — самодовольно отозвался друг. — Я, знаешь ли, привык доводить дела до конца. Завтра в десять она придет, с фоткой мужа. Покажешь ей пару-тройку своих работ, и… дело в шляпе, а ты при бабках.

Писать с фотографии — это как есть что-то вкусное, но слегка пригоревшее. Артуру это не нравилось. С карточки на него смотрело застывшее изображение, восковой слепок. В нем он не видел жизни. Не наблюдал мимику, как отражение эмоций и мыслей человека. А за лицами он любил наблюдать разве что чуть меньше, чем за морем. Даже когда ему позировали, стараясь стоять неподвижно, лицо жило собственной жизнью. Оно постоянно менялось — на нем читались мысли, мелькающие в голове. И особенно непостоянно выражение глаз — зеркала души. За глазами Артуру особенно нравилось наблюдать и ловить тот особенный момент, когда наступала гармония с внутренним «я». Именно такие моменты он и торопился записать, увековечить. А с фотографией приходилось импровизировать, включать собственную фантазию.

Отголоски шторма затихали по мере удаления от моря. Но им пропахла мокрая одежда, и временами по телу пробегала противная дрожь. Не хватало еще простыть!

Еще и накрапывало. Шторм почти всегда приносит дождь. Иногда случается наоборот — сначала льет дождь, а потом рождается шторм. Но итог всегда одинаков — стихия на суше и на море.

Темно было как вечером, а всему виной небо, или свинцовые тучи, что заволокли его все. Редкие прохожие спешили в укрытие, чтобы не попасть под дождь, что уже начинал свой танец одинокими крупными каплями. Пока еще они изредка падали на землю, но ритм все ускорялся. Еще чуть-чуть, и небо разверзнется над головой, насылая на людей новую стихию.

Артур едва успел ступить за свежевыкрашенную калитку, как полило словно из ведра. Пока бежал через небольшой сад, умудрился все-таки промокнуть. С одной стороны, в этом был даже плюс — Люда не догадается, что ходил он к морю. С другой — как ни крути, нагоняя ему не избежать.

— Артур, ты? — донеслось из кухни, когда он в тесном коридоре развешивал куртку на плечики и переобувался в тапочки.

— Я, — ответил, но скрыться в своей комнате не успел.

— Я так и знала! — всплеснула руками женщина лет шестидесяти, что аккурат вышла из кухни.

Она тут же вытерла руки о фартук, что подпоясывал ее полноватую фигуру.

— Опять ты весь мокрый! Ну куда это дело годится!.. — принялась причитать она, с укоризной глядя на Артура. — Где ты шляешься?! — сдвинула она брови и уперла руки в бока.