– Я никогда не хотела тебя обидеть. Я позвала тебя, но не для того, чтобы ты погиб…

Девушка ясно вспомнила выражение его глаз, когда он лежал у нее на коленях. В них не было тоски, только любовь и всепрощение. Она сама возложила на себя вину за его смерть. С высокого каштана сорвался последний желтый лист и, вращаясь в воздухе, упал на ее плечо. Как будто Тимоти коснулся на мгновение ее плеча, а из молчаливого леса до нее донесся тихий голос: «Кэролайн, я сделаю все, чтобы ты была счастлива…»

Душа ее исполнилась величайшего спокойствия, и она двинулась дальше навстречу человеку, который ждал ее около часовни.

Майлс стоял в той же позе, в которой она впервые его увидела, – одной ногой опершись на изогнутый корень дуба. Он обернулся и поклонился ей с такой же серьезной почтительностью. Но губы его не улыбались, глаза таили печаль. Тяжелый плащ для верховой езды был забрызган грязью, лицо осунулось, волосы потеряли блеск, щеки запали, а под глазами темнели круги. Она заметила, что он с трудом выпрямился и в его внешности не было и следа самоуверенности, которая так задевала ее поначалу.

– Майлс, дорогой мой! – вскрикнула она, протянув навстречу ему руки.

Он не тронулся с места, лицо его оставалось бесстрастным. Он словно превратился в статую, темное, неподвижное изваяние.

Она неуверенно приблизилась к нему.

– Вы были тяжело больны?

– У меня была горячка, после которой я еще не оправился. Но это ничего.

– Мы позаботимся о том, чтобы вы окончательно выздоровели. Я и мама, мы сделаем все возможное.

– Здоровье мое вернется довольно быстро. Меня мучают мысли, терзают сомнения.

Голос его прозвучал так безутешно, что у нее больно сжалось сердце.

– Из-за Тимоти?

– Да, из-за него тоже. А еще из-за Бенджамена, дяди Николаса, Пирса. Но больше всего из-за вас. – Он отвернулся, сжав руки. – Что принес я тем, кого люблю, кроме смерти, бессонных ночей и горя?

– Полно, стоит ли себя так изводить? Прошлого не вернуть. У каждого своя судьба, на все милость Божья. А что касается меня…

Майлс поднял голову. Кэролайн увидела в его глазах отчаянную надежду и чуть не заплакала от счастья.

– Я люблю вас, Майлс, – нежно сказала она. – У меня было достаточно времени, чтобы все хорошенько обдумать и навсегда отказаться от своих детских фантазий. Я уже говорила вам, и это правда, что я ничего не боюсь. То, с чем пришлось в жизни столкнуться вашей маме, я тоже смогу преодолеть, если вы все еще любите меня.

– Кэролайн! – Он широко развел руками. – Да только мысль о вас и освещала мою жизнь в тюрьме. Вы дали мне надежду своим письмом. Вы писали о том, что ждете меня, и три года моего заключения казались вам всего тремя неделями.

– Но вы мне ничего не ответили. Я не получила ответа, Майлс!

– Потому что я сомневался в вас, да простит меня Бог. Вы ведь еще совсем ребенок и не знаете жизни, моя дорогая. Кэролайн, я слишком сильно вас люблю!

Пряча нетерпение, с которым она ждала этих слов, она спокойно спросила:

– И вы все еще хотите, чтобы я отправилась с вами в Америку?

Он взял ее лицо в свои руки и заглянул в глаза:

– Вы так сильно изменились, маленькая кузина. Я вижу это по вашему лицу, угадываю по вашему голосу. Неужели вы действительно готовы ехать со мной? – Неожиданно Майлс замолчал и, покачнувшись, приложил руку ко лбу. – Простите, но, кажется, я слабее, чем думал. Кэролайн заботливо сказала:

– Пойдемте-ка домой.