Макс вздохнул и громко спросил:

— Почему она выбрала меня?

Малыш ткнул пальчиком ему в подбородок, как бы напоминая, кто здесь главный.

— Да-да, Фрэнки, я понимаю. На самом деле следовало бы спросить, почему подбросили именно тебя? Вот что я скажу тебе, парень, — промолвил Макс доверительно, — я сам был в таком положении. Меня тоже бросили, правда, не мать, а отец, но я все равно побывал в твоей шкуре. В конце концов, возможно, ты попал туда, куда надо, и к тому, к кому надо.

Ребенок, словно завороженный, не сводил с него глаз. Макс подумал, что мальчик, наверное, согласен с тем, что ему здесь будет лучше. Однако, все еще испытывая боль при воспоминании о своем детстве, Макс прекрасно понимал: детям нужны матери.

— Как твоя мамочка могла сделать такое? — спросил он у Фрэнки.

Но и в свои тридцать лет Макс не мог ответить на подобный вопрос. Каждый раз он выходил из себя, когда слышал или читал о беспомощных брошенных малышах. И всегда возмущался, если родители вовлекали детей в свои споры и разбирательства, поэтому давно дал себе клятву, что никогда не втянет своего ребенка в унизительную процедуру развода. Но на практике это означало, что он просто не собирался иметь детей.

А если так, то в общем-то и нет надобности жениться. Разумеется, Макс желал всего лучшего своему брату и его жене, однако жизненные наблюдения убедили его в том, что семейная идиллия обычно длится только до первой ссоры. Две его любовных связи закончились довольно быстро, когда женщины обнаружили, что не в силах изменить холостяцкие убеждения Макса. А тут уж не до любви.

Так он и жил — без детей и без жены. Макс просто не представлял себя в роли отца. Улыбнувшись Фрэнки, он неуклюже покачал его на руках.

— Твоя мама явно ошиблась, выбрав меня, правда?

Фрэнки издал нечто вроде «агу-у».

Однако на самом деле Лидия сделала удачный выбор. Каковы бы ни были взгляды Макса на перспективу иметь собственных детей, ему претила сама идея сдать малыша в приют. Жизнь научила его, что казенные воспитатели говорят одно, а делают, как правило, совсем другое, не заботясь о благе детей. Ему обещали, что он останется вместе с братом, а потом забрали его, плачущего и отбивающегося, от Грегори и разлучили их на двадцать с лишним лет. После этого боль и недоверие накрепко засели в душе Макса, поэтому сейчас он не желал обращаться за помощью к властям, чтобы не лишать Фрэнки возможности со временем вернуться домой.

— Надо просто найти твою маму, малыш, и вернуть тебя ей, — сказал Макс, робко гладя шелковистую щечку ребенка. — Уверен, она сама нуждается в помощи.

На самом деле он не был уверен, что ему удастся отыскать мать Фрэнки, но ребенок улыбался и смотрел на него так доверчиво, что Макс почувствовал прилив сил. Он решил, что если придется натравить на Лидию юристов, то он сделает это. Он не может спасти всех детей в мире, но, черт побери, обязательно поможет ребенку, оставленному у его дверей!

— Еще пара минут, и пойдем в дом, ладно? — спросил Макс у Фрэнки, все еще надеясь на возвращение одумавшейся Лидии.

Ожидая, он прикидывал, что нужно ребенку прямо сейчас, в первую очередь. Не еда, поскольку Фрэнки выглядел чрезвычайно упитанным. Не пеленки или купание — от ребенка пахло детской присыпкой. Очень хорошо, подытожил Макс, значит, у меня есть время подумать, какие шага следует предпринять.

— А могло быть и хуже, малыш. — Он ласково потрепал Фрэнки за подбородок. — По крайней мере, ты еще слишком мал, чтобы запомнить, как тебя бросила мама.

А вот он хорошо помнил, как его бросил отец. Не мог забыть. И у него остался только брат Грегори. А через две недели их разлучили. Ноющая боль напомнила Максу, что он никогда не избавится от чувства горечи и одиночества.