В будке снова повисла тишина. Он что, ждал от меня совета? В таком случае его ожиданиям не суждено было оправдаться. Я, считайте, платила ему зарплату. Мне что, еще и работать за него?

Я уже собиралась уходить, когда мое внимание привлек один из снимков на экране. Это была фотография Кейтлин Казиарти. Она исповедовалась, стоя за кафедрой.

Кейтлин перевелась к нам через несколько месяцев после начала второго года старшей школы, потому что в прежней школе про нее распустили злые слухи. Подробностями она с нами не поделилась, зато рассказала о том, как тяжело ей пришлось, как никто не верил ее словам, даже те, с кем она дружила с младшей школы. Родители ее успокаивали, говорили, что слухи затихнут, но становилось только хуже, и они наконец согласились перевести Кейтлин в другую школу.

В своей исповеди она рассказала о том, что в «Завете» ее приняли с распростертыми объятиями, все были к ней добры и держали за свою. Помню, тогда я цинично подумала о том, что и в нашем кампусе распускают мерзкие слухи и ей не следовало бы расслабляться. Но потом я взглянула на папу и увидела, что он весь светится от гордости за рай, который он построил для Кейтлин. И когда мы ехали домой в машине тем же вечером, он признался, что принял должность директора именно из-за ребят вроде Кейтлин. «Мы им нужны, – уверенно заявил он. – И я все сделаю для того, чтобы сохранить эту школу. Ради них». Меня очень впечатлили его слова.

Теперь я ощутила укол совести из-за того, что так сильно на него рассердилась. Все-таки папа ни капли не изменился. Пускай я не могла одобрить его решение, я знала, что он хотел как лучше. У него всегда было доброе сердце.

– Ты ходил на исповеди у нас в «Завете»? – спросила я Аарона.

– Пока нет. А что?

– Иногда по понедельникам, во время утренней службы, кто-нибудь из учеников выходит исповедоваться. Рассказывает о жизни до нашей школы. О своих ошибках. Обо всем плохом, что с ним или с ней произошло. О том, как «Завет» помог начать жизнь с чистого листа. Мне это всегда напоминает о том, что мне нравится в этой школе. Ты мог бы взять у кого-нибудь из них интервью на камеру. Совместить несколько историй, наложить музыку. Получилось бы очень вдохновляющее видео.

Аарон снял бейсболку и провел пальцами по волосам.

– Отличная мысль. Такое привлекло бы немало внимания. Людям нравятся истории из жизни.

– Именно.

– Поможешь мне? – спросил Аарон.

– Я?

«Ну нет», – подумала я, жалея о том, что не ушла раньше и что вообще упомянула об исповедях.

– Конечно. Ты могла бы к ним обратиться, узнать, согласятся ли они. Или даже провести интервью, если хочешь. Тебя все знают. И все для тебя сделают.

– Вряд ли, – фыркнула я. – Это для моего папы они все сделают.

– Без разницы.

Я сощурилась.

– Мы с ним – не один и тот же человек.

– Извини, я думал, это комплимент. – Аарон опустил ладони на колени и подался вперед. – Так что скажешь? Согласна поработать вместе со мной?

Я посмотрела на Аарона и напомнила себе о том, что он, по сути, ни в чем не виноват. Откуда ему знать, где папа нашел средства на зарплату и оборудование? Впрочем, помогать ему мне все равно не хотелось.

Однако денег уже не вернуть: что сделано, то сделано. Теперь мне особенно важно скорее уехать из дома, а чтобы у меня появился шанс поступить в Бостонский университет, нужно, чтобы в День открытых дверей церковь была заполнена до отказа.

Помогая ему, я помогала еще и себе.

– Ладно.

Мой ответ больше походил на неуверенный вздох, чем на целое слово из двух слогов, но Аарон все равно просиял.