|
- Ну, хватит обо мне. Расскажи, что там у вас делается. Как ты себя чувствуешь? "У Вас идеальное здоровье, Дорис". Это слова доктора Раша. "Вы доживете до 100 лет". Вот ирония жизни. - Я чудесно себя чувствую. - Так тебе и надо. - Не обзавелась еще приятелем? - поддразнила ее Трейси. С тех пор, как пять лет назад отец Трейси умер, Дорис Уитни даже слышать не хотела о другом мужчине, несмотря на согласие дочери. - Нет никаких приятелей, - она переменила тему разговора. - Как твоя работа? Все еще радует тебя? - Мне нравится. Чарльз считает, что после нашей свадьбы мне не стоит работать. - Отлично, детка. Приятно слышать такое благоразумное мнение, он настоящий мужчина. - Он такой. Ты скоро убедишься в этом сама. Раздался раскат грома, подобно закулисному гонгу. Время. Сказать больше нечего, кроме прощальных слов. - До свидания, дорогая, - она постаралась, чтобы ее голос звучал ласково и заботливо. - Я увижу тебя на свадьбе, мамочка. Как только мы с Чарльзом будем знать день, я сразу же позвоню тебе. Осталось только сказать заключительную фразу: - Я люблю тебя, очень, Трейси, - и Дорис Уитни осторожно положила на место телефонную трубку. Она подняла пистолет. Был только один способ сделать это. Быстро прислонив пистолет к виску, она нажала на курок. 2 Филадельфия. Пятница, 21 февраля - 8.00 Трейси Уитни вышла из холла многоквартирного дома, где она жила, в серый, со снегом дождь, который беспрестанно лил на скользкие лимузины, катящиеся вниз по Маркет-стрит, и на покинутые и заколоченные дома, теснящиеся кучкой в трущобах Северной Филадельфии. Дождь отмыл лимузины и пропитал влагой грязные мусорные кучи, выросшие перед домами. Трейси Уитни шла своей обычной дорогой на работу. Она шла быстрым шагом к востоку Каштановой улицы, к банку - это было единственно возможное, что могло уберечь ее от ужасной непогоды. На ней был ярко-желтый плащ, сапоги и желтая шляпка, которая с трудом удерживала массу блестящих каштановых волос. Ей недавно исполнилось двадцать пять лет. Лицо Трейси, живое, интеллигентное, с полными чувственными губами, освещали искрящиеся глаза, которые моментально меняли цвет от мягкого зеленого до темно-нефритового. Она была стройной, со спортивной фигурой. Кожа светилась от прозрачно-белого до нежно-розового оттенка, в зависимости от того, сердилась ли она, волновалась или просто уставала. Ее мать однажды так сказала ей: "Если честно, девочка, иногда я не узнаю тебя. |
