А теперь у меня для тебя сюрприз! Имя того мужчины — сенатор Роберт Ф. Эймс. Он в Вашингтоне сенатор Соединенных Штатов от Индианы. Еще он из Демократов, но это уже ерунда. А еще он очень богатый!!! Или его жена. Я о нем и его жене читала в газетах и журналах, а несколько раз я даже видела его по телевизору.

А вот тебе мой настоящий сюрприз. Роберт Эймс — это твой настоящий папа. Разве это не кое-что? Ты наверняка сможешь придумать способ использовать этот маленький клочок правды. Я знаю, что я бы смогла, будь я на твоем месте. Бог знает, сколько раз я сама пыталась придумать какой-нибудь способ, как бы, к примеру, заставить его дать мне немного денег, но никогда не могла сообразить, как можно было бы сделать это так, чтобы при этом самой не нарваться на неприятности.

Вот, лапочка, и все об этом. Это все, что я могу тебе оставить, но я не хотела уходить, не оставив тебе хоть что-нибудь. Будь умницей и хорошей девочкой. А если все ж не сможешь быть умницей — будь по крайней мере осторожной.

Люблю тебя и целую!

Гвен».

Глава тридцатая

Пять дней спустя Френк Сайз подтолкнул ко мне через стол 53-страничный отчет, как обычно, используя ластик на конце карандаша.

— Для меня здесь ничего нет, — сказал он, хмурясь и качая головой.

— Там то, что реально произошло, — сказал я.

— Я и не говорю, что ваша работа чем-то плоха. Вы весьма красочно описали эту девицу Мизелль. А сенатор, убивающий сначала ее, а потом себя, да еще из того же пистолета, которым он некогда убил того парня в Лос-Анджелесе!.. Это у вас вышло просто дивно! Но в этом, увы, нет ничего такого, что бы уже не раззвонили всякие телеграфные агентства. Ради всего святого — это читается просто как какая-то мистерия убийств!

— Я полагаю, что так и есть. Мистерия убийств.

Он опять покачал головой. Разочарование большими буквами было написано на его лице.

— Это просто не мой тип материала.

— Что есть, то есть, — сказал я.

Он немного пожевал свою нижнюю губу, затем сказал:

— Но как же он жил с ней, на что это было похоже? В самом деле, как так могло быть?

— Не знаю, — сказал я.

— Но, черт, думаете-то вы как? Как это могло быть?

— Я думаю, что ему это нравилось, — сказал я. — Думаю, ему нравилось, что в конце концов нашелся кто-то, кто знал, что случилось тогда, давно, в 45-м. Это было что-то вроде облегчения. Ему, наверно, нравилось, как она отдает ему приказы, что делать, что не делать… Была у него еще пара сексуальных заморочек; могу себе представить, что она позаботилась об их реализации самым расчудесным образом. И я предполагаю, что она часто заводила его в библиотеку, доставала с полки Библию, открывала и давала ему смотреть на пистолет — как на знак своей власти и авторитета. Или, может быть, в качестве наказания, когда он плохо себя вел — если такое бывало. Я не знаю. Все, что мне известно — он знал, что пистолет существует.

Сайз продолжал хмуриться.

— А вы уверены, что там не было чего-то еще — чего-то, что никто еще не обнаружил? Может быть, что-то о девице Мизелль?

— Нет, больше ничего нет. Вы сделаете три хороших колонки. Вероятно, это и есть красная цена всему этому.

Он покачал головой.

— Но эта девица Мизелль — что это было такое? Я имею в виду — что она в действительности из себя представляла?

Думаю, тут я пожал плечами.