— Видишь, — сказал я. — Даже тебя проняло!

— Я — не его дочь, — сказала Конни Мизелль.

— Несомненно, вы! — сказал я. — Вы родились в мае 1946 года. Это как раз спустя девять месяцев после его веселого времяпрепровождения вместе с вашей матушкой в августе 1945-го.

— Моя мама, — произнесла Конни Мизелль с расстановкой, — могла перетрахаться с шестью десятками парней в августе того года.

— Могла бы, но нет.

— Откуда вы знаете?

Я пожал плечами.

— Ниоткуда.

— Моим отцом был Френк Мизелль.

— Не-а, — сказал я. — Френк был стерилен. У него даже письмо было с подтверждением сего факта. И, кроме того, он, видимо, не встречался твоей мамой до той поры, как тебе уже исполнилось три или четыре года от роду.

Синкфилд уставился на Конни Мизелль.

— Ты приберегала это напоследок, верно? — спросил он. — То есть вы это откладывали на черный день. Ты и Дейн. А так — ты бы продолжала шантажировать его, спать с ним, убивать его семью. А уже под занавес вручается ЭТО — последний тычок, когда он уже на самом-самом краю… Тот факт, что он трахал свою дочь.

— Вы арестуете меня, лейтенант? — сказала она и опять улыбнулась.

Он покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Я ВАС не арестую. Как вы сказали, вы теперь — двадцать миллионов баксов, а я не дурак, чтобы арестовывать двадцать миллионов. От этого не будет никакого прока. У нас нет никаких улик. У нас, черт подери, не осталось никаких свидетелей. Все мертвы. Так что не собираюсь я тебя арестовывать.

— Ого! По-моему, я что-то чую, — сказала она. — По-моему, я чую что-то очень большое — что-то, похожее на сделку?

Синкфилд кивнул.

— Да, у них есть свой особый запах, так ведь?

Конни Мизелль снова улыбнулась.

— Сколько, милый? Сколько у тебя на уме?

— Половина, — сказал он. — Что скажешь насчет половины?

Она пожала плечами.

— Это будет около пяти миллионов. После всех налогов и адвокатов, останется порядка десяти миллионов. Половина — это по пять миллионов на каждого.

— И еще кое-что, что тебе надо бросить на бочку, — сказал он.

— Что же?

— Ты, — сказал Синкфилд. — Я… это… хочу иметь тебя… под рукой, потому что ты, знаешь, наверное, лучшая б…, которую я когда-либо знал в своей жизни.

Она опять улыбнулась.

— Когда мы заключим сделку, дорогой. Все, что ты хочешь! Но есть одна маленькая проблема…

— Какая?

— Мистер Лукас здесь. Что мы будем делать с мистером Лукасом?

Синкфилд тоже оказался не мастер по-ковбойски лихо выхватывать оружие. Но тем не менее вдруг и в его руке оказался револьвер.

— Лукас… — протянул он. — Ну, я думаю, мы избавимся от Лукаса.

Он направил револьвер на меня.

— А может, сделаем по-умному, придумаем что-нибудь, как Дейн? Как насчет еще одного убийства-самоубийства? Самоубийство у нас уже есть.

Он посмотрел на Конни Мизелль.

— А мы будем чем-то вроде свидетелей, а, как тебе?

— Да, — сказала она. — Да, я предполагала, что мы будем свидетели… что-то в этом роде.

— Иди и подними пистолет, вон, на полу, — сказал он. — Подцепи его карандашом и подай мне.