Эта сцена все ставит на свои места.

Мэл скорее бы умер, чем заключил сделку с акулой вроде моего босса. Устроил бы ритуал самосожжения, чем пришел на гламурную вечеринку. Выпил бы яд прямо из бутылки, чем связался с таким, как Джефф Райнер.

Мэл не равнодушный надменный позер. Он сам делает себе стрижку, дает пять незнакомцам и считает коричневый соус  лекарством от всех невзгод. Мэл презирает пышные мероприятия, развлекательные журналы, типичные звукозаписывающие компании и изысканные блюда. Он обожает свою маму, веселится и пьет до упаду и пишет песни под бескрайним ночным небом, лежа у себя на заднем дворе. Он отказался от чека в шестнадцать тысяч баксов, который ему хотела всучить популярная поп певица, чтобы купить одну из его песен, и здорово повеселился, когда ее озадаченный менеджер и агент пытались понять значение слова «нет».

«Но так было восемь лет назад, – посещает меня мысль. – И только на двадцать четыре часа».

Что я знаю о настоящем Мэлаки Доэрти?

Что я вообще о нем знала?

– А вот и она.

Кэллам обвивает руками мою талию. На долю секунды меня застает врасплох этот аристократичный британский акцент, и от неожиданности я вздрагиваю.

– Красавица бала, – чувствую возле уха его холодные с улицы губы.

– Ты успел. – Я поворачиваюсь, обхватываю его шею руками и быстро, как будто прикладываю карточку учетного времени, чмокаю в губы. На Кэлламе светло серый рабочий костюм.

– А могло быть иначе? – морщит он нос.

Никогда. Кэллам – самый пунктуальный и надежный мужчина, с которым я встречалась. Полная противоположность эксцентричному, необязательному Мэлу. Снова взглянув на своего парня, я вижу, что он не забыл повязать мой любимый галстук. Темно зеленый с золотистыми полосками. Где то через две недели после начала наших отношений мы были в магазине и я сказала, что галстук напоминает мне об Ирландии. Кэллам тут же его купил.

Я выдергиваю из сумочки фотоаппарат, подаренный им на день рождения, и делаю снимок богатого парня с пухлыми губами, который заглядывает мне в глаза в поисках одобрения.

Четыре года назад после окончания колледжа я стала подрабатывать на фрилансе фотографом в «Блю Хилл Рекордс». Они платили какой то мизер, но «мизер» лучше обычного «ничего», которым меня награждали первые три года стажировки. Еще я подрабатываю барменом, чтобы хватало на аренду баснословно дорогой квартиры на Манхэттене.

Я сама выбрала жизнь банальной нищенки с Манхэттена. От умершего отца мне досталось наследство, но я не собираюсь к нему прикасаться. Такая мысль даже в голову мне не приходит. Будь моя воля, сожгла бы эти деньги, но тогда маму хватит удар, а я не хочу, чтобы ее смерть оказалась на моей совести.

Мне никогда не нужны были деньги. Я просто хотела общаться с отцом.

– Выглядишь великолепно, любовь моя. – Кэллам обхватывает мой подбородок большим пальцем и заставляет поднять голову.

Неужели правда? Мужчин вроде Кэллама обычно привлекают девушки другой породы. У меня бледная, почти болезненного вида кожа, большие зеленые глаза, густо обведенные подводкой, кольцо в носу и неувядающая любовь к панк року, которая, наверное, немного не к лицу девушке зрелого возраста, приближающегося к двадцати семи годам.

Сейчас мои волосы выкрашены в платиновый блонд, но проглядывает золотисто рыжий натуральный оттенок. «Как земляника на снегу», – говорит Кэллам, когда у меня отрастают корни.