– Скажите, Александр Александрович, вы верите в колдовство?

– Меня Сашей зовут, Са-шей, – мягко поправил Павлов.

– Извините, Александр Александрович.

– Всегда так получается, – поручик весело помотал головой, – все почему-то зовут меня по имени-отчеству. Даже капитан Вырыпаев.

– Это который артиллерист?

– Он самый.

– У вас много орденов, потому, наверное, и величают по имени-отчеству.

– В колдовство я верю. У меня отец как-то ехал по лесной дороге, задумался и не заметил, как конем толкнул старичка. Невесть откуда взялся этот старичок – только что не было его, и вдруг появился. Старичок зло посмотрел на отца и сказал: «Ну, погоди, ты меня еще попомнишь!» С этого дня отцу стали отказывать ноги. Чем дальше, тем хуже. И к врачам его возили, и к бабушкам-знахаркам, и на курорт в Баден-Баден – все бесполезно. Никто не мог понять, в чем дело. Тогда отцу сказали, что под Мценском, в леске живет один старик, который не только тех, кто не ходят – даже переставших ползать, и то ставит на ноги. Повезли отца к этому старику. Долго везли, сам отец уже передвигался еле-еле, на костылях. Подъехали к домику в лесу, а хозяин уже стоит в дверях, ждет. И к отцу по имени-отчеству: «Заходите, – говорит, – Александр Николаевич», – хотя раньше они никогда не виделись. Отец сполз с телеги, а старик ему: «Иди-ка, Александр Николаевич, для начала в баньку, я, пока ты ехал ко мне, специально ее истопил, попарься часик и – ко мне в дом. Я жду тебя». Отец, значит, попарился, потом перебрался на костылях в дом, а старик сидит там за столом и держит в руках зеркало. Перед зеркалом лежит полотенце, на полотенце – нож…

Под колесами телеги что-то ухнуло, телега вдруг стремительно понеслась вниз. Еропкин с криком придержал вожжи, поручик встревоженно привстал в подводе:

– Что случилось?

– Овраг. Оврагов тут уйма, но мы все их благополучно обошли, а этот – главный – обойти никак нельзя, объездной дороги нет. Вот и ухнул в преисподнюю. Тьфу!

– В преисподнюю? – Павлов усмехнулся.

– И что было дальше? – заинтересованно спросила Варя у поручика. Она и боялась этого рассказа, но одновременно ей хотелось узнать, что было дальше, вылечился ли отец поручика? – колдуны – это бр-р-р! Их все опасаются.

– Старик повернул к отцу зеркало и сказал: «Смотри! Вот причина твоей болезни!» Отец глянул в зеркало, а там – тот самый лесовичок, которого он случайно задел конем.

– Надо же! – громко выдохнула Варя. Ей сделалось страшно.

Грохотал под колесами твердый пыльный проселок, над головами людей качались звезды, ночь была черна, колдовски глубока. Где-то невдалеке послышался вой волка.

– Неужто волк? – неверяще прошептала Варя.

– Он самый, – подтвердил старик, придержал захрапевшего коня.

– Что было дальше? – поежившись, спросила Варя.

– Дед этот, значит, и говорит отцу: «Ты можешь убить этого лесовика – возьми нож и ударь прямо в зеркало. Он умрет, а ты излечишься or болезни». Отец отказался. Дед в ответ только вздохнул да затылок себе пальцем почесал. Сказал: «Ладно! Вылечить мне тебя, Александр Николаевич, будет в таком разе, конечно, труднее, но я попробую». Два месяца он лечил моего отца, на звезды заговоры делал, на луну, на молодой месяц – по-всякому, словом, припарки готовил на ноги, на поясницу клал, золой кормил и – вылечил.

Варя снова зябко поежилась:

– Боюсь я колдунов.