Но его тело болело, горло пересохло, дышать становилось все труднее. А парализованная левая сторона тела, будто все время тянула его куда-то вниз.
Он закрыл глаза, чтобы передохнуть. Возможно, он задремал. Он не уверен. Заставив себя открыть глаза, он увидел стоявшего у постели Джейка.
– Привет, Расе.
– Джейк. – Расе произнес имя тихо, с любовью. – Я хотел с тобой попрощаться.
Слезы градом покатились по лицу мальчика.
– Я не хочу, чтобы ты умер.
Сердце Расса сжалось. Слезы тонкими теплыми ручейками потекли по его вискам в подушки.
– У нас мало времени, Джейк. Я очень устал. Подойди поближе.
Джейк опустился на колени у кровати.
– Он твой отец, ведь так?
– Мне следовало знать, что я не смогу скрыть этого от вас, – слабо улыбнулся Джейк.
Рассу еще так много хотелось сказать, но у него не осталось сил, а воля к жизни начала угасать.
– Скажи ему правду, Джейк. Он твоя единственная надежда.
– Я боюсь.
– Когда-то я позволил Марии использовать страх в качестве оправдания. Тебе я не позволяю. Скажи своему папе правду... или мой призрак будет являться тебе всю жизнь.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Собрав последние силы, Расе дотронулся до щеки Джейка.
– Я люблю тебя, сынок.
Джейк уже не сдерживал слез. Опустив голову, он прижался лбом к подушке.
– Я тоже люблю тебя, Расе.
Расе хотел сказать что-то еще, но тут же забыл. У него страшно заболело сердце, а левую руку до самого запястья пронзила обжигающая боль.
– Позови Марию.
Расе все ниже и ниже сползал с подушек. У него появилось странное ощущение, будто его тело пронзают тысячи раскаленных иголок. Он одновременно чувствовал себя и легким, и придавленным. Кровь пульсировала в венах.
Он обвел глазами спальню, словно хотел запомнить ее всю в мельчайших подробностях. Она так долго служила ему пристанищем...
Он закрыл глаза. Стоило таких усилий держать их открытыми. В памяти вдруг возникла картина, вызвавшая горячие слезы. Он вспомнил день, почти двадцать пять лет назад, когда он привез сюда из Нью-Йорка свою невесту. Комната, в которой он сейчас находился, и кровать, где он сейчас лежал, были для них убежищем, святилищем, местом отдыха и любовных утех.
Он чувствовал, как слабеет его тело. Будто он медленно, но неумолимо куда-то погружается, исчезает.
Он хотел прикоснуться к Марии. Она должна находиться рядом, должна называть его по имени. Но он ее не слышал. В голове стоял шум, правая рука стала невероятно тяжелой. Он открыл рот, чтобы назвать дочь по имени, но не мог произнести ни звука.
Неожиданно он увидел какой-то тусклый золотистый свет. Он нахмурился. Свет становился все ярче. Он лился из окна, проникая во все темные углы комнаты.
Расе вдруг понял, что видеть он ничего не мог: его глаза закрыты. Он попытался их открыть, но не смог.
В ногах кровати появились очертания какой-то фигуры. Сначала просто тень, но постепенно тень растаяла, и стали видны черты.
– Грета, – выдохнул он.
Она улыбнулась. «Здравствуй, любовь моя».
Расе тоже улыбнулся и сразу понял, что он по-настоящему улыбнулся, а не создавал движение полупарализованных губ.
– Ты здесь...
«Ты же знал, что я буду ждать тебя». Она протянула к нему руки. «Иди, любовь моя. Время настало...»
Расе опустил глаза, и хотя они по-прежнему оставались, закрыты, он увидел, что свет исходит от его собственного тела.
Свет позади Греты превратился из цвета расплавленного золота в мерцающий белый. Тепло ласкало его щеки, и он снова почувствовал себя сильным. Старческие недуги исчезли. Без всяких усилий он сел и протянул руки. |