Наутро Димку вызвал к себе командир. В кабинете сидел Буланов, сосредоточенно жуя галету и запивая её чаем.

— Вот, думаю я, Дима, как мы переселяться будем. Ну, основные подразделения сами уйдут. Пешочком. Оргтехнику на себе вытащат. А вот с оружием и боеприпасами сложнее. Вещи и продукты тоже до кучи. Да и раненных полно. Как их на себе тащить, ума не приложу.

— Ну, лазарет пока можно и здесь оставить. Пусть лечатся. А груз… По максимуму на себе, конечно. Но челноками ходить нельзя. Спалимся.

— И я про то же.

— Есть одна мыслишка.

— Говори.

— По реке патрули ходят?

— Ну да. На больших десантных резиновых лодках.

— Вот надо подумать, как этот патруль выбить и на этих лодках груз и вытащить. Только надо определить, сколько лодок на реке одновременно и придумать, как их собрать вместе и зачистить от десанта. А потом на них уже прямо к входу весь груз и доставим.

— Что-то ты завертел слишком сложно. Похоже на сказку про кота, мышей и колокольчик.

— Что за сказка?

— Да мыши решили, чтобы кот к ним незаметно подобраться не смог, на шею ему колокольчик повесить. Идея, вроде, гениальная, а реализовать-то никак.

— Смешно. Но над моей идеей подумать стоит.

— Ну, иди, думай. А патрулей на реке одновременно три лодки ходит.

Дима пошёл в тир и, снарядив несколько магазинов к М-16, стал стрелять. Ещё в армии он заметил, что во время стрельбы думается лучше. Конечно не во время боя, а так, в спокойной обстановке, в тире, например, или на стрельбище. Спокойно, не торопясь, он высаживал по мишеням короткие очереди по три патрона. К концу второго магазина в голове забрезжила идея, которая окончательно сформировалась к середине третьего. Быстро достреляв остатки и, даже не посмотрев на результат стрельбы, Дима помчался к командиру.

— Говори, что надумал, — подвинул ему чашку чая Селиванов, — По глазам вижу, что нашёл решение.

— Нашёл. Но для начала нужен слегка шевелящийся полутруп местного полицая.

— А почему именно полицая?

— У них форма отличается. У натовцев и у сопротивления стандартная, натовская. А у полицаев российского образца. Не перепутаешь.

— Ну и зачем?

— Бросаем этот полутруп у уреза воды, место я выберу. Проходящий по реке патруль по любому его заметит. Как заметит то, что это никак не случайный человек или повстанец, а именно полицай, и ещё живой. Пристанут к берегу, как миленькие. Тут-то мы их и возьмём в ножи. Но хотя бы одного, желательно командира, нужно оставить. А вот здесь понадобится человек, хорошо знающий их язык. Мы заставляем его вызвать следующий патруль, ну, хотя бы для того, чтобы помог проверить берег, берём так же и его. А третью лодку — на абордаж. Все мы и так в натовской форме ходим, только без нашивок. Так что ночью, в свете прожекторов, да ещё на амеровских лодках кто присматриваться будет? Если начнём с самым началом темноты, за ночь можно несколько рейсов сделать. Почти всё вывезем. Ну а что не успеем, будем выносить на себе при случае.

— Сложно, но можно попробовать. Всё равно по-другому никак. Не на грузовиках же через город везти.

Полицая нашли быстро. Просто тупо вырезали один из патрулей, ошивающихся неподалёку. Как раз с наступлением темноты бросили его у уреза воды рядом с бетонными блоками и прочим строительным мусором. Спустя полчаса над рекой донёсся звук моторки, а потом стала видна лодка, скользящая по водной глади. Луч прожектора шарил по берегу то с одной стороны, то с другой. Группа, затаив дыхание, смотрела разворачивающимся действом, и вздохнула только тогда, когда прожектор упёрся в окровавленного полицая. Тот всё пытался встать на колени, зажимая окровавленными руками располосованный живот.