К ней подошел продавец, и, подчиняясь захлестнувшим ее чувствам, она указала на маленькую эту игрушку.

— Пор фавор, — сказала она. — Пожалуйста.

Она купила еще кое-что из нужных вещей, в том числе бланк почтового перевода.

Она сидела в грузовике и ждала, когда вернется Мигель.

— Еще один перевод? Что ты с ними делаешь? — спросил Мигель.

— Храню в чемодане. Каждый из них стоит совсем немного, но всех вместе их должно хватить на то, чтобы однажды привезти сюда Абуэлиту.

— А пиньята? Сегодня ни у кого нет дня рожденья.

— Это для мамы. Я хочу попросить медсестер поставить ее рядом с маминой кроватью, чтобы она знала, что я о ней думаю. Мы можем остановиться у больницы на обратном пути. Прорежь для меня дырку сверху. Я хочу положить туда карамель для медсестер.

Мигель достал свой карманный нож и проделал отверстие. Пока он вел грузовик, Эсперанса начала засовывать карамель в ослика.

Они подъехали к миндальной роще недалеко от шоссе. У деревьев были серо-зеленые листья и белые цветы. Эсперанса заметила женщину с девушкой. Они шли, держась за руки, у каждой было по хозяйственной сумке. Эсперанса подумала, что они очень мило выглядят на фоне весенних цветов.

Одну из них она узнала:

— По-моему, это Марта.

Мигель остановил грузовик, а потом медленно сдал назад.

— Надо ее подвезти.

Эсперанса неохотно кивнула, но открыла дверь.

— Эсперанса и Мигель, ке буэна суэрте! Какая удача! — сказала Марта. — Это моя мама, Ада. Спасибо, что подвезете.

У мамы Марты были такие же короткие кудрявые черные волосы, как у дочери, но уже тронутые сединой.

Мигель вышел и положил их сумки в кузов, чтобы они могли сесть спереди.

— Я слышала, что случилось с твоей мамой, — сказала Ада. — Я молюсь за нее.

Эсперанса была удивлена и тронута.

— Спасибо, я вам очень благодарна.

— Вы едете в наш лагерь? — спросил Мигель.

— Нет, — сказала Марта. — Вы, наверно, знаете — меня там не ждут. Тут через милю будет ферма забастовщиков. Из лагеря переселенцев нас выгнали. Сказали — либо возвращайтесь к работе, либо уезжайте. Мы и уехали. Не хотим работать в таких и за такие гроши.

Ада молчала и кивала, когда Марта говорила о забастовке. Эсперанса почувствовала приступ зависти, увидев, что Марта не выпускает руку матери из своей.

— На этой ферме нас сотни, но по всему округу — тысячи, и каждый день все больше людей присоединяются к нам. Вы здесь недавно, но когда-нибудь поймете, за что мы боремся. Поверни налево, — попросила она, указывая на грязную дорогу, покрытую следами от шин.

Мигель повернул, и они поехали вдоль хлопковых полей. Вскоре они добрались до участка в несколько акров, окруженного изгородью из проволочной сетки, над которой шла колючая проволока. Единственный вход охраняло несколько мужчин с нарукавными повязками.

— Здесь, — сказала Ада.

— А зачем охрана? — спросила Эсперанса.

— Для защиты, — сказала Марта. — Фермер, которому принадлежит земля, на нашей стороне, но очень многие люди не любят забастовщиков и считают, что от них одни неприятности. Нам угрожали. Поэтому мужчины сменяют друг друга у входа.

Мигель съехал на обочину и остановил машину.

Там было десять деревянных туалетов для сотен обитателей — даже из грузовика Эсперанса чувствовала запах.