Эсперанса смотрела, не отрываясь. Ее словно загипнотизировали нищета и убожество этого поселения, но Марта и Ада совсем не испытывали смущения.

— Дом, милый дом, — сказала Марта.

Не успели Ада и Марта достать свои покупки, как к машине подошла семья кампесинос. Дети были грязными и тощими, а их мать держала на руках плачущего младенца.

— Нет ли у вас немного еды, чтобы я мог накормить свою семью? — спросил отец. — Нас вышвырнули из лагеря, потому что я участвовал в забастовке. Дети уже два дня ничего не ели. Каждый день в долину приезжают люди, готовые работать за гроши. Вчера я вкалывал целый день, а получил меньше пятидесяти центов — на это не купишь еды даже на один день. Я подумал, что здесь, вместе с другими, кто испытал те же…

— Здесь вам рады, — сказала Ада.

Эсперанса залезла в кузов и открыла большую сумку с бобами.

— Дайте мне вашу шляпу, сеньор, — сказала она.

Мужчина протянул ей свою большую шляпу, и она наполнила ее сушеными бобами, а потом отдала обратно.

— Грасиас, грасиас, — поблагодарил он ее.

Эсперанса посмотрела на двух старших детей. В их глазах стояли слезы. Она взяла своего тряпичного ослика и протянула им. Не говоря ни слова, они бросились к ней, схватили игрушку и побежали назад к родителям. Марта посмотрела на нее:

— Ты уверена, что ты не на нашей стороне?

Эсперанса покачала головой:

— Они голодны, вот и все. Даже если бы я и верила в справедливость вашего дела, мне нужно позаботиться о своей матери.

Ада положила руку на плечо Эсперансы и улыбнулась:

— Твоя мама будет тобой гордиться.

Мигель отдал им сумки, и они пошли к полю. Не дойдя до ворот, Марта неожиданно обернулась и сказала:

— Мне не следует этого говорить, но у нас все организовано намного лучше, чем на первый взгляд. Через несколько недель, в сезон спаржи, забастовки прокатятся по всей стране. Мы собираемся прекратить работу повсюду: на полях, под навесами, на железной дороге. Если к тому времени вы к нам не присоединитесь, остерегайтесь! — И она побежала догонять Аду.

Мигель и Эсперанса долго ехали молча. Угроза Марты и чувство вины за то, что у нее есть работа, камнем лежали на сердце Эсперансы.

— Ты думаешь, она права? — спросила она наконец у Мигеля.

— Не знаю, — ответил Мигель. — Я слышал, что через несколько месяцев сюда в поисках работы приедет в десять раз больше людей из Оклахомы, Арканзаса и Техаса. Они такие же бедняки, как и мы, и им тоже нужно кормить свои семьи. Если они приедут в таком количестве и согласятся работать за гроши, что будет с нами? Но до той поры, если столько людей присоединится к забастовке, может быть, мне удастся получить работу на железной дороге.

Слова Мигеля не давали Эсперансе покоя. Для него забастовка была возможностью получить работу, о которой он мечтал, причем здесь, в Соединенных Штатах, но для Эсперансы забастовка становилась угрозой — ее накоплениям, приезду Абуэлиты, маминому выздоровлению. Кроме того, не следует забывать и о собственной безопасности. Она думала о маме и Абуэлите и пришла к выводу, что решение может быть только одно.